Рассказы

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Обычно первая страница книги начинается со вступительной статьи. Я, конечно, тоже мог бы попросить кого - нибудь из членов Союза писателей написать ее. Но передумал… . И вот почему? Мне, кажется, не совсем этично навязывать свое мнение (пусть даже самого авторитетного человека) о моем творчестве другим читателям. Лучше пусть у того, кому удастся прочитать «Избранное» (тираж-то совсем небольшой), свое мнение, свое мироощущение, свой взгляд. И какими они будут – положительными или отрицательными – это уже дело сугубо личное для каждого из Вас.
А что касается отзывов поэтов и писателей о моем творчестве, Вы их найдете в достаточном количестве на страницах «Избранного». Хотелось, чтобы и Вы, уважаемые читатели, нашли в этом многообразии жанров свой стержневой сюжет, своего полюбившегося Вам героя.

С уважением Иван Чалый.

Ч У Ж И Е …………
Счастье и стекло, как они легко разбиваются.
Немецкая поговорка.
В городском парке слушалось дело о хищении дорогостоящих вещей. На скамье подсудимых сидела Антонина Жук, пожилая женщина с обрюзгшим лицом. На сцене эстрады появился судья, молодой невысокий блондин, и народные заседатели. Подсудимая съежилась, словно ожидая удара.
-Встать, суд идет! – объявил секретарь.
Заскрипели скамейки, зашелестели плащи. Антонина тоже поднялась со своей роковой скамьи.
Свидетели начали давать показания. Антонина пристально всматривалась в спокойное лицо судьи. Что-то близкое, родное почудилось ей в нем. В глубине памяти сердца всколыхнулось вдруг и давно забытое, навсегда потерянное чувство и палящим жаром ударило в голову, затуманило глаза.
Приглянулся молодой заводской крановщице немного застенчивый слесарь Василий Жук. Однажды, когда Антонина возвращалась с работы домой, он догнал девушку и робко спросил:
-Можно я вас провожу?
С того дня их встречи стали регулярными. Они вместе ходили на обед в рабочую столовую и в кино, в магазины и на работу. Поженились они в октябре 1940 года.
Какая красивая была осень!
Листья с бронзовым отливом кружились в сероватой дымке вечернего тумана и плавно ложились под ноги молодой счастливой пары. В небе, окруженная золотым ореолом, светилась Луна. Они шли по полупустому парку, взявшись за руки.
-Всю жизнь бы так шла, - сказала Антонина, прижимаясь к плечу мужа.
Но идти пришлось недолго. Война бесцеремонно ворвалась в жизнь молодых людей. Ушли на фронт отцы и мужья, сыновья и дочери, ушли защищать свою землю, свой край. С ними ушел и Василий. Письма приходили не часто, а вскоре она и совсем перестала их получать.
Навсегда запомнился тот знойный полдень, когда принесли извещение. Дрожащими руками взяла она сложенную вчетверо бумажку, развернула. Буквы запрыгали перед глазами: « Ваш муж…
Проявил геройство и мужество…Погиб…»
Антонина без чувств повалилась на землю. Стоявший рядом сосед едва успел подхватить маленького Сашу. Целую Тоня не выходила из дому, только плакала и плакала. Ее лицо осунулось и постарело. Глубоко запавшие глаза не выражали ничего, кроме тоски и печали.

Медленно возвращалась Антонина к жизни. Отгремели победные залпы. Возвратились домой фронтовики. Антонина все еще надеялась, что вот-вот раздастся знакомый стук в дверь. Но мертвые не воскресают.
Одиночество становилось невыносимым. Боль утраты со временем притупилась. И когда Блохин, человек с подозрительным прошлым, предложил выйти за него замуж, Антонина согласилась. Все по началу шло хорошо. Деликатный в обхождении, недурной внешности, он сразу завоевал сердце молодой вдовы. Казалось, счастье снова вернулось к ней.
Однажды после обеда они слушали музыку. Чарующая мелодия заполняла маленькую комнату, вырывалась в открытые окна и неслась дальше и дальше, пока не растворялась в пространстве.
Антонина сидела за столом, подперев кулаком русую голову.
Полузакрытые глаза ее светились радостью. Блохин лежал на диване
и читал газету. Маленький Саша из разноцветных кубиков складывал на полу пирамиду. Но каждый раз, когда он пытался положить последний кубик, незатейлевое сооружение разваливалась. Саша сердился, и, смешно дрыгая пухлыми ножками, разбрасывал кубики по полу. Наконец его усилия увенчались успехом. Он радостно захлопал в ладоши и подбежал к Блохину:
-Папа, папа, смотли, делжится.
Блохин сердито швырнул газету в сторону, вскочил с дивана и выключил радиолу. В комнате стало тихо.
-Папа, папа. Какой я к черту папа. Слушай, Тоня. Я давно хотел с тобой поговорить, - он остановился, подбирая слова, - в общем или я или он.
Антонина оторопело заморгала глазами, попробовала улыбнуться, но улыбка получилась вымученной, жалкой.
-Ты шутишь?
-Нет.
-Куда же я с ним?
-Не знаю.
-Коля, скажи, ты пошутил?
-Нет. Я серьезно. Я давно тебе хотел об этом сказать. Но всему есть предел. Билеты уже заказаны. Мы переедем в другой город. Я жду на вокзале в девять часов вечера.
Хлопнула дверь. Антонина упала на стол и разрыдалась.
« Ты не имеешь права бросать сыны. Иначе ты никогда не будешь матерью. Люди проклянут тебя», - шептал один голос.
« Беги, беги скорей к нему. Ты молодая, тебе только жить. Будет муж – будут дети. Брось Сашку. Кому ты нужна с хвостом? Что тебя ждет. Одиночество страшнее тюрьмы. Ты уже испытала это. Поэтому беги, беги скорей к нему». –настойчиво шептал второй голос.
К вечеру небо потемнело. С запада на город надвинулись тучи. Ветер ожесточенно крутил обрывки газет, бумаги и опавшие с деревьев листья. В домах кое-где уже зажгли свет. Потом наступило затишье. Восторженно чирикавшие воробьи попрятались под крышу. Ярко сверкнула молния, глухо пророкотал гром.
Ветер с разгона ударился в дощатый забор, сорвал с веревки еще не просохший платочек, закружил и понес по широкой дороге вместе с пылью. Начался дождь.
Никто не видел, как из многоэтажного дома расположенного в центре города, вышла молодая женщина, ведя за руку ребенка. Они долго ехали трамваем. Затем на предпоследней остановке вышли. Женщина взяла ребенка на руки и побежала под навес. Дождь лил не переставая. Женщина опустила мальчишку на землю, что-то долго говорила, видимо в чем-то убеждая, поцеловала и побежала в переулок. Косые стрелы дождя скрыли ее стройную фигуру.
Это была Антонина Жук. Она не видела, как долго плакал четырехлетний Саша, растирая кулачками крупные слезинки. Она не видела, как не дождавшись матери, он вышел на проезжую часть дороги и был сбит автомобилем. Только после трех операций Саша выжил.
… «До чего ж судья похож на Василия»,- подумала Антонина.
В это время из зала суда передали записку. Судья поднялся, и слегка прихрамывая, подошел к человеку, сидящему в первом ряду. Антонина взглянула туда и обмерла. В черном костюме с орденскими ленточками сидел Василий. Он совсем не изменился, только седина посеребрила голову.
-Саша, это твоя мать,- отчетливо услышала она и потеряла сознание.
Иван Чалый

Т Р У Д Н А Я Л Ю Б О В Ь
За праздничным столом в День Победы нас было немного, человек десять. Я никого не знал, оказался в их компании совершенно случайно. Моими соседями были молодая девушка и седой мужчина, грудь которого украшали ордена и медали.
В открытые окна влетал теплый ветерок. Он приносил с собой запах молодой травы, пьянящий аромат цветущей сирени. Было очень весело. Моя соседка оказалась очень интересной и общительной девушкой. Мы пели, танцевали, шутили. Только седой мужчина за весь вечер ни разу не вышел из-за стола. Я подошел к нему. Задумчиво глядя в окно, он вполголоса пел:
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто замерзал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами…
Не окончив песню, умолк. Взглянул на меня:
-А, молодой человек. Садись.
Я сел. Он похлопал меня по плечу.
-Эх, знаешь, даже не верится, что уже столько лет прошло, как окончилась война. Перед глазами все встает и встает картина прошлого - разрушенные хаты, сожженные деревни, убитые люди. И какие люди!
Мужчина вздохнул, залпом выпил вино.
-Какие люди! – повторил он. – Мы вот говорим, что друг друга знаем. Ни черта мы не знаем. Вот взять к примеру моего двоюродного брата - Яшку Федотова. Если бы до войны мне сказали, что он героем станет, никогда бы не поверил. Из него, бывало, слова не вытянешь. А на фронте такие номера откалывал, что все диву давались. Спрашивают Яшку: « Ты что, от пуль заколдованный?» Он отвечает, вроде в шутку: «Любовь меня охраняет». Я в книгах читал, от людей слышал рассказы про любовь – верную, сильную, но такой, как Яшкина, мне в жизни встречать не приходилось.
Жили мы в небольшом хуторе на Украине. Живописная у нас местность. По одну сторону лес. Ели там такие высокие, что станешь смотреть на верхушку, голова кружится. По другую – поля широкие. Через хутор речка протекает. Вода в ней чистая, холодная: напьешся - сразу силы прибавляется.
Недалеко от речки жила наша доярка Маруся Чепурная. Дивчина обыкновенная, каких на Украине немало. Но все ее в хуторе любили за веселый нрав, а особенно за песни. Бывало, перекинет через плечо темнорусую косу и как запоет – заслушаешся. Если песня грустная, глаза у Маруси печальные, словно у раненой лани. А затянет веселую, в зрачках чертенята пляшут.
Отец Марии, Марк Степанович Чепурной, грубый и своенравный мужик. Не знаю, может по молодости, а скорей всего по его воле, вышла Маруся замуж за деревенского хвастуна и лентяя, сына ветеринара -–Тихона. Марк Степанович не признавал любви. «Свыкнется – слюбится», - говорил он. Да все вышло по-иному.
Жил наш Яшка со своей матерью в соседнем селе. Пришел он раз к нам в гости. Зима в тот год была лютая. Под вечер, когда Яшка стал собираться домой, поднялась метель, света не видно. Крутит, завывает. Я говорю ему: « Оставайся ночевать. Вечером в клуб сходим, на девчат наших посмотришь». Яшка сначала отнекивался, а потом все-таки согласился.
Подходим к клубу, а навстречу Маруся Чепурная. Поздоровались, остановились. Вижу, брат мой изменился в лице, смотрит на девушку, как завороженный. А она от мороза разрумянилась, глаза ее горят, на ресницах снежинки поблескивают – чистая красавица. Я дергаю Яшку за рукав: « Пошли». Он, словно не слышит, смотрит,
очей не сводит.
Не знаю, сколько бы мы еще простояли, да вдруг Маруся опустила глаза, покраснела и убежала. Долго Яшка смотрел ей вслед, после решительно говорит: « Познакомь меня с ней». «Ты что, дурной,- ужаснулся я, - она же замужем». Яшка помолчал с минуту и снова: «Все равно, познакомь». «И не подумаю – твердо сказал я. Ты не знаешь ее мужика, Тихона. Это у него имя такое, вроде тихое, а на деле Лучше не связывайся».
Где они познакомились и как, никто не знал. Только пошли по хутору слухи, что встречается Маруся с моим братом. Затаил злобу против него Тихон. Один раз подстерег он Яшку в лесу да так избил, что тот еле домой дополз. Думали, не поднимется он, а если и выживет, то навсегда дорогу в наш хутор забудет. Однако ошиблись. Влюбленные стали встречаться еще чаще. Тогда Тихон устроил такое, чего у нас на хуторе давно не бывало.
Как-то поздно вечером Маруся возвратилась с работы домой. Тихон зверем набросился на нее. Бил и требовал, чтоб она сказала, где и с кем так долго была. Маруся призналась. Тихон сперва не поверил, и стал избивать еще сильнее. Потом упал перед нею на колени и просит сквозь слезы: «Мария. Не позорь меня. Брось Яшку, не встречайся больше с ним».
Мария молча отвернулась от изверга. Расходился Тихон пуще прежнего: « Ты от кого нос воротишь? От живого мужа?» И снова –бить. Наверное убил бы, если б соседка людей не позвала.
Два месяца пролежала Маруся в больнице. Выздоровела, но к Тихону уже не вернулась. Решили они уехать с Яшкой куда-то на Север. Да не успели – началась война.
Три года провоевал я с Яшкой в одном полку, он в разведке, а я в связи. Однажды после жесточайшего артобстрела фашистами нашей передовой, послали меня восстанавливать линию связи. Пополз я, нашел обрыв, соединил и хотел уже возвращаться назад. Вдруг, слышу, кто-то стонет в яме возле дерева, пить просит. Короткими перебежками добрался я до ямы. Смотрю, там девушка-санитарка лежит лицом вниз, вся окровавленная. Перевернул я ее на спину и обомлел. Это была Маруся. Оказывается, она воевала в соседнем полку, все Яшку искала. Об этом я узнал значительно позже, а тогда взвалил я ее на спину и пополз. В это время раздался оглушительный взрыв, я почувствовал, мне как будто огнем ноги обожгло, и потерял сознание.
Мы с Марусей из госпиталя возвратились домой. А Яшка дошел до Чехословакии да там и сложил свою голову.
Только после войны я узнал подробности гибели брата. С группой разведчиков они удерживали мост через реку до подхода наших войск. В дзоте их осталось трое. Одного бойца пуля настигла во время очередной контратаки гитлеровцев, второй солдат был тяжело ранен и вскоре скончался. Остался Яшка один против взвода фашистов. Несколько часов он сдерживал атаки противника. Когда закончились патроны, Яшка последней гранатой взорвал себя. Всего на полчаса опоздало подкрепление.
Так и не узнал мой брат, что у него родилась дочь. Назвали ее, как и хотел Яша, Галей.
Только с Марусей стало твориться что-то неладное. Забыла она свои песни, ходила всегда задумчивая, грустная. С годами ей становилось все хуже и хуже. Подойдет, бывало к какому-нибудь дому, постучит в окошко и спрашивает: «Вам тоже похоронка?» Потом уйдет за хутор, сядет под вербами и часами сидит все своего Яшку ждет. Трудная, но крепкая была у них любовь и не перенесла женщина разлуки.
Мужчина умолк. Только теперь я заметил, что вокруг стола сгрудились люди. Тишина стояла такая, что было слышно, как стучит веткой в окно абрикос и шумит листва. Неожиданно моя соседка всхлипнула и выбежала на улицу. Я поднялся.
-Что с ней,
-Галя, Галя! – не слушая меня, крикнул мужчина и, громко стуча деревянным протезом, вышел следом за девушкой.
Иван Чалый

ПО ДОРОГЕ В РЕВОЛЮЦИЮ
По дороге, истоптанной конскими копытами, исколесенной повозками и тачанками и повозками, полз человек. Он стонал, зажимая рукой рану. Далеко на горизонте заклубилось облако пыли. Оно быстро приближалось. Уже был стук копыт. На пригорке появился всадник.
-Алеша! – крикнул раненый.
Всадник остановился, затем, увидев на дороге человека, помчался к нему.
-Устим! Как ты здесь оказался,
-Да… вот. По дороге из ЧК.
Устим приоткрыл большую рану на животе. Алексей соскочил с коня и бережно взял Устима на руки.
-Ничего, ничего. Сейчас отвезу в больницу. Я…
Устим протестующе поднял руку.
-Не надо… Отскакал свое Устим Лебеда. Положи меня вон под тот кустик.
-Что ты плетешь? – загорячился Алексей. – Раньше времени себя хоронишь.
-Алеша, зачем врать? Мы же буденовцы…
Лебеда не договорил. От приступа боли он потерял сознание. Алексей положил Устима на землю. Он понимал, что с такой
раной верхом на лошади ему не довезти своего боевого товарища живым. В это время мимо них пролетел тарантас, запряженный парой вороных. На нем сидело двое штатских.
-Стойте! Стойте! – закричал Алексей.
Но те не остановились. Алексей единым взмахом вскочил на коня. Около поворота он их догнал и, угрожая оружием, заставил остановиться.
-Вы что оглохли? Почему не остановились?
-Мы спешим, - сказал сухощавый с тоненькими усиками.
-Да, - подтвердил второй.
-Вы спешите, и я спешу. Моего товарища подстрелила контра. Верхом на лошади мне его не довезти в больницу.
-Так я доктор, - сказал второй и приподнялся, чтобы встать.
Сухощавый придержал его и тихо шепнул:
-Сидите, Анатоль. Вы что не видите, что это красные.
-Раненые для меня одинаковы.
Алексей подъехал поближе.
-О чем вы шепчетесь?
-Я доктор. Показывайте вашего раненого, - сказал Анатоль.
-Так в чем же дело. Разворачивайся.
-Никуда я не поеду! – закричал сухощавый, - я тороплюсь.
-Послушайте, Гайворонский, - недовольно поморщился Анатоль, - вы, знаете, долг для меня превыше всего. Я осмотрю и поедем дальше.
-Ну хорошо, - скрипя зубами, согласился Гайворонский.
Когда они подъехали, Устим еще не приходил в себя. Он лежал в том положении, в каком его оставил Алексей. Анатоль быстро разложил инструменты, разрезал рубаху и начал осматривать рану.
-Да… Все, что я могу, я сделаю сейчас. Но все равно его надо доставить в ближайшую больницу.
-Скажите, выдержит?
-Надеюсь. Мне нужна вода.
-Фляжки хватит? – спросил Алексей.
Доктор утвердительно кивнул головой. Только Алексей скрылся за пригорком, Гайворонский подошел к раненому и вздрогнул. Он узнал Устима и быстро наклонился к Анатолю.
-Знаете, кого вы лечите? Это же Лебеда из ЧК. Год назад едва убежал от него. Слушайте, проткните ему кишки, а завтра мы уже будем заграницей.
Устим застонал, пришел в себя и открыл глаза.
-Поручик Гайворонский?
Лебеда сделал резкое движение к пистолету. Сильный удар нагайкой обжег ему тело. Рука безвольно опустилась.
-Что, красная шпана, допрыгался? На тебя пулю жалко тратить. Я тебя так задушу.
Поручик протянул свои волосатые руки к шее Устима.
-Не сметь!
Анатоль оттолкнул Гайворонского. Тот покачнулся и упал в траву. Затем вскочил и закричал:
-Кого защищаешь? Ты забыл, что без меня заграницей подохнешь.
-Эх вы, русский офицер. Вы мясник. Никуда я с вами не поеду.
Гайворонский сначала оторопел, потом выхватил из кармана браунинг:
-Ну и подыхай вместе со своей красной сволочью.
Раздался выстрел. Поручик ойкнул, выпустил пистолет из руки и тихо осел на траву. Это стрелял Алексей, который возвращался с водой.
-Как дела, доктор?
Анатоль долго смотрел на мертвого Гайворонского, затем ответил:
-Все возможное я сделал. Теперь срочно надо в больницу. Они подняли Устима, положили на тарантас. Алексей взял в руки вожжи:
-Как же вы, доктор? Разве не с нами?
-Теперь с вами.
Анатоль сел в тарантас и они поехали навстречу высокому чистому солнцу.

Иван Чалый

РАСПЛАТА
« … В опьянении всякий невольник гнева и беглец ума».
Софокл
Дверь веранды со скрипом отворилась. На пороге появился Виктор.
Шатаясь, он зашел в коридор. « Ой, мороз, мороз, - донесся оттуда его сиплый голос,- не морозь меня, не морозь меня, моего коня…»
Зазвенела посуда. Послышался шум падающего тела. Пение оборвалось. Люба выбежала в коридор и зажгла свет.
-Опять нализался?
В ответ раздалось какое-то невнятное бормотание.
« Надо втащить в комнату, а то еще простудится». Люба наклонилась над Виктором. Неожиданно он сильно ударил ее в живот. Люба отлетела, ударилась головой о дверной косяк и медленно осела. Из носа хлынула кровь.
-Может теперь ты родишь мне сына? Ха-ха-ха, - захохотал Виктор, потом поднялся и пошатываясь пошел в комнату. Через некоторое время могучий храп нарушил тишину ночи.
«Ха-ха-ха», - слышалось Любе со всех сторон. Она закрыла руками уши и жалобно застонала. Первый раз ее ударил Виктор, но никакой удар не может сравниться с обидой. Люба знала, причина пьянок Виктора – ее бесплодие. Вот уже пять лет у них нет детей. Слезы и кровь текли по щекам. Люба с трудом доползла до кровати, присела, да так и уснула, облокотившись на спинку.
Утро следующего дня было пасмурным. Очертания домов сначала вырисовывались смутно, затем стали проступать все яснее и яснее. Где-то на повороте заскрежетал трамвай. Люба проснулась. Она подошла к окну. Сквозь серые тучи еле-еле пробивались лучи восходящего солнца. Изумрудные листья клена были покрыты капельками росы.
Любе вспомнилась первая встреча с Виктором. Тогда они ушли далеко-далеко за город и где-то на кургане, поросшем серебристым ковылем, встретили рассвет. Ей не верилось, что человек лежащий прямо на полу на ковре, ее Виктор. Он был всегда веселым и добрым. Водка сделала его злым и безжалостным.
« Кто виноват? – мучительно думала Люба и сама себе отвечала « Я». Почему у нас нет детей? У других по двое и даже по трое, а у меня - ни одного. Виктор так любит детей. Что делать?
Проснулся Виктор. Он сладко потянулся. Поднялся, взглянул на жену исподлобья и пошел умываться. Виктор любил долго мыться и сейчас не изменил своей привычки. Любе хотелось подойти, полить на шею, подать полотенце, но обида, незаслуженная обида, душила ее. Виктор молча вытерся, положил в карман пакет и направился к двери. Взявшись за ручку, он остановился, по-мальчишески поковырял в носу, буркнул:
-Вернусь поздно.
Люба и Виктор работали в одном цехе, только на разных участках. Люба – шлифовщицей, Виктор – токарем. Всему коллективу нравилась эта небольшая дружная семья. Но вот уже два месяца, словно черная кошка пробежала между ними.
Сегодня Люба шла на работу без настроения. На приветствия знакомых отвечала рассеянно. Когда она переоделась, к ней подошел мастер, убеленный сединой мужчина.
-Как дела, Любушка?
-Хорошо, -солгала Люба и чтобы не смотреть в глаза, стала поправлять косынку.
-Хорошо, да нехорошо, коль глаза прячешь.
Люба хотела все рассказать, но передумала. «Может образумится».
-Знаешь что? Иди-ка ты домой. Вид у тебя такой, что смотреть страшно.
-Что вы, Владимир Иванович. Я просто не доспала, потому и вид такой.
-Как хочешь, - согласился мастер. – Только смотри у меня. – Он шутливо погрозил пальцем и пошел по пролету, переваливаясь по-медвежьему.
Работа не ладилось. Люба чуть не загнала деталь. Потом, когда стала исправлять, деталь неожиданно вырвалась из центров, попала между столом и шлифовальным кругом. Раздался взрыв. Что-то сильно ударило в лицо. Люба качнулась, но не упала. Подружки, работающие на соседних станках, подхватили ее и отвели в медпункт.
О несчастье Виктор узнал во время перерыва. Оставив нетронутым завтрак, он понесся в медпункт. Любы там не оказалось, ее отвезли в больницу. Виктор побежал туда. Его к жене не пустили. Только на следующий день после того, как закончился обход, Виктору удалось найти лечащего врача.
-Скажите, как чувствует себя Кириллова?
-А вы кто ей будете? – спросил врач, глядя на Виктора поверх очков.
-Муж, - ответил Виктор.
-Ушиб незначительный, через недельку ваша жена будет дома. Только жаль, - врач беспомощно развел руками, - ребенка не удалось спасти.
-Ребенка, - переспросил Виктор.
-Да, -ответил тот, не заметив растерянного взгляда собеседника. – С молодыми такое бывает. Ударилась сильно об что-то или же подняла тяжелое. Вот так…
Врач хлопнул Виктора по плечу и пошел в кабинет. Виктор стоял, словно парализованный. Ноги отказывались ему повиноваться. Слезы застилали глаза.
« Это я. Это я убил его», - сверлила мысль.
Медленным шагом Виктор направился к выходу. На улице ему казалось, что все люди смотрят на него. Вон долговязый что-то шепчет своей спутнице. Старуха в клетчатом платке так презрительно смотрит и шевелит тонкими губами, будто говорит:
« Ты убил ребенка…»
Ранее небо стало ближе к земле и свинцовой тяжестью давило на плечи. Опустив голову, Виктор шел вдоль трамвайного полотна, не замечая ничего вокруг. Он не пытался найти оправдание. Наказание было жестоким и справедливым.

Иван Чалый

УЧИТЕЛЬНИЦА
От хутора Терехово до Дубровок через луг три километра, а в обход – семь. Машинами и телегами ездили прямиком только летом, когда речка пересыхала. В другую пору года смельчаков не находилось. Перед началом войны думали положить большие трубы и общими усилиями тереховцев и дубровчан сделать насыпь. Уже начали завозить материалы. Но когда на степи, деревни, города обрушились бомбы, работы прекратились. Так и стоял несколько лет мост, сколоченный из двух толстых бревен.
Каждое утро проходила по этому мосту молодая учительница Нина Остапчук. Жила она с матерью в Терехово, а ходила пешком в дубровскую школу, там в то время еще не хватало учителей. Сначала трудновато было вставать чуть свет, но, вспомнив любознательные лица, девушка решительно сбрасывала одеяло.
Сегодня Нина вышла раньше обычного. Поземка нанесла через дорогу большие сугробы, ноги то и дела проваливалась в снегу.
Учительница решительно шла вперед. Неожиданно началась метель. Дорога прощупывалась все реже и реже и вдруг совсем исчезла. Нина растерянно остановилась. Но в этот момент на память пришли слова старого партизана: «Когда идешь в непогоду, запоминай, откуда ветер дует. В случае заблудишься, по ветру можно определить в каком направлении нужно идти».
Очень пригодился ей этот совет во время войны. Нине, самой юной партизанке во всем отряде не раз приходилось ходить в разведку. Маленькая, в длинном потрепанном пальто, она не вызывала у немцев подозрения. Попрошайничая, прикидываясь сиротой смекалистая девочка все запоминала и доставляла партизанам ценные сведения о расположении и численности врага. В отряд чаще всего возвращалась в непогоду, и ее выручал всегда данный однажды добрый совет.
И сейчас уже через несколько лет после войны, она решила им воспользоваться. Определив первоначальное направление ветра, она сделала несколько шагов в сторону и нащупала мост. Обессилив от волнения и ходьбы, оперлась на перила. Может вернуться назад, домой? Ведь до Дубровок больше двух километров. А как же дети!? – подумала она. Нет, - только в школу! Плотнее закутав лицо платком, учительница отважно шагнула в белый снеговорот.
Метель не затихала. Неистовая снежная буря кружила так, что не было видно ничего на расстоянии протянутой руки. Идти становилось все тяжелее и тяжелее. И вдруг до ушей долетел протяжный вой.
-Волк, испуганно решила девушка. Из рассказов стариков она знала, что убегать нельзя, волк обязательно погонится. Они боятся свиста, вспомнила Нина. Попробовала засвистеть, но ничего не получилось. Тогда она, словно отрешенная, пошла вперед. Крупный, широкогрудый волк стоял посреди дороги и настороженно наблюдал за приближением Нины. Глаза его хищно горели. Шаг за шагом девушка приближалась к зверю. Вот уже отчетливо видны приподнятые уши, буроватая шерсть…
Не отдавая себе отчета, девушка хлопнула ладонью по обледенелому пальто и крикнула: « Пошел вон!»
Волк злобно щелкнул зубами, неуклюже подпрыгнул и неторопливо побежал в поле. На щеках и на лбу учительницы выступил пот. Было такое ощущение, будто с нее сняли невероятно тяжелый груз. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как волчий вой заставил ее опять насторожиться. Ему ответил второй, третий. Зловеще сверкнули огоньки, их было много, очень много.
Холодея от ужаса, забыв о предосторожности, девушка бросилась бежать. В голове была одна единственная мысль – только бы не упасть. Нина бежала и все время чувствовала за собой погоню. Волки почему-то не нападали, видимо они еще не были готовы для решительных действий.
Нина на секунду остановилась перед копной соломы, чтобы перевести дух. Поджечь! – мелькнула мысль. Но чем? Хотя бы одну спичку. Начала искать, и чуть не вскрикнула от радости – в кармане пальто рука нащупала спасительный коробок. Нина вытащила пук соломы и стала зажигать. Замерзшие пальцы не слушались, спички ломались. Наконец, солома загорелась. Волки отпрянули в сторону и, окружив копну, кровожадно смотрели на девушку.
Судьба смилостивилась над Ниной. Два тощих волка, забыв на время о человеке, затеяли драку. Звери, рыча катались по снегу, лязгали зубами, пытаясь схватить друг друга за горло. Наконец, более сильному удалось это сделать. И тут вся свора набросилась на поверженного сородича. И через несколько минут все было покончено. Обезумев от запаха крови, волки снова приблизились к костру. Нина швыряла им навстречу горящую солому. Но волки продолжали идти.
Страх овладел девушкой. Она стала бросать пучок за пучком. И вот ее пальцы уже коснулись снега, вся копна была разбросана. На снегу чернели пятна от соженной соломы. Спичек тоже уже не было. Огонь потух. Дым от тлеющей снежной шапки копны сливался с метелью и улетал в снежную круговерть.
Цепенея от безысходности, Нина закричала. Перед глазами проплыли лица учеников, раскрытые школьные тетради и мост, сколоченный из двух толстых бревен…
В то утро ребята дубровской школы долго ждали свою учительницу. Нина никогда не пропускала занятий. Обеспокоенная этим, сторожиха побежала в контору правления колхоза.
-Да дома она. Кто в такую метель пойдет? – успокаивал счетовод.
-Нет, ты не знаешь нашу учительницу! – возразил председатель колхоза. – Надо идти ее искать.
И первым вышел на улицу.
Весть о пропавшей девушке молниеносно облетела хутор. Десятки колхозников разбрелись по степи. К поискам любимой учительницы присоединились сельские охотники. Снежный буран бросал людей из стороны в сторону. Они падали, проваливались в сугробы снега, поднимались и снова шли на выручку человека.
А Нина уже начала терять сознание и в затухающей памяти пронеслось лишь грозное рычание волков и щелканье зубов. Выстрелов она уже не слышала. Очнулась девушка в жарко натопленной избе правления колхоза.
Иван Чалый
ВСТРЕЧА
Солнечный четырехугольник растягивался все сильнее и сильнее. Вот он достиг противоположной стены ресторана. Теперь журналисту Виктору Ярославу было хорошо видно спину мужчины, одиноко сидящего за крайним столиком
Его Виктор заметил еще на концерте российских артистов. Когда в
зал хлынули слова знакомой песни «Широка страна моя родная», Ярославцеву показалось, что примерно во втором ряду кто-то плачет. А песня звучала все громче и громче. Она заполнила зал и, казалось, нет места, куда бы она не смогла проникнуть.
Ярославцев пристальней вглядывался в полумрак и увидел, что плачет мужчина как раз во втором ряду.
-Кто он? Почему плачет? – подумал Виктор.
Напрасно после концерта Ярославцев пытался отыскать незнакомца. Тот окончательно затерялся среди многочисленных зрителей. А вот теперь эта встреча в ресторане канадской гостиницы.
Неожиданно незнакомец повернулся лицом и пристально посмотрел в глаза Виктору.
-Не может быть! Борис! Боровской! – крикнул Ярославцев, поднялся со скамейки и пошел навстречу к незнакомцу. Тот то же встал и сделал несколько нерешительных шагов к Виктору. Поровнявшись с
Ярославцевым, Боровской вдруг отшатнулся, словно от страшного удара, но затем, видимо не в силах сдержать своих чувств, крепко обнял Виктора.
Они сели за стол. Хотелось получше рассмотреть друг друга. Ведь в последний раз Ярославцев видел Бориса из окна своей камеры. Это была ночь, когда провалилась их подподпольная группа.
-Каким ветром тебя занесло в Канаду? – первым нарушил молчание Боровской.
-Профессия. Я журналист. А ты.
-Да я, - уклончиво ответил Борис, - проездом.
Они говорили о разном. Затем Боровской неожиданно спросил: «Кто остался из нашей группы, помнишь в 1943?»
Ярославцев закрыл руками глаза. Потом через продолжительную паузу сказал:
-Почти никого. Нас кто-то предал. Прямо перед окнами родного дома повесили Сашу Черного. Его мать не выдержала и с горя сошла с ума.
-Ну, а остальные? Как они? Хоть кто-нибудь выжил? – странно глухим голосом спросил Борис.
-Люду Петрову, Анатолия Борзенко, Анюту на следующий день расстреляли. Петра Иваненко замучили в гестапо. Меня освободили партизаны. Борис, а как же ты? Ведь тебя первым взяли.
-Вчера на концерте был, - будто переводя разговор на другую тему, быстро заговорил Борис. – Плакал я, понимаешь, плакал. Полтаву вспомнил, жизнь нашу. И вспомнил ту ночь… Сначала я держался.
Стали методично избивать. А когда отрубили пальцы на правой руке… Не выдержал. Гад я ползучий, гад…Лучше бы пристрелили. В живых остался, а жить не могу. Я вас всех предал, понимаешь? Потому и отпустили.А когда понял, какую подлость совершил, застрелиться хотел. Духу не хватило. А потом в Канаду бежал. Только не помогло мне это. Вряд ли ты поймешь, как тяжело мне жить с такой ношей на сердце, тем более на чужбине.
Боровской пытался заглянуть в глаза собеседнику, будто хотел вымолить прощение. Виктор молчал. Потом зачем-то стал переставлять с места на место пустой стакан, глядя в упор в глаза
Борису. А тот кричал, просил прощения, истерически плакал. «Надо что-то делать», - Ярославцев это хорошо понимал. Но гнев, презрение, лютая ненависть совершенно сковали его. Еще минута и он не сумеет себя сдержать, а ведь Боровской - подданный чужой страны.
Наконец Виктор поднялся.
-Под-лец! – буквально по слогам выкрикнул он и, не поворачивая головы, вышел из ресторана.
Ярославцев даже не заметил, как скоростной лифт донес его с шестого этажа на первый. Черные мраморные ступеньки, что вели к выходу из гостиницы, буквально плыли под ногами. Было такое ощущение, словно ты прикоснулся к чему-то гадкому, мерзкому. Виктор Ярославцев с чувством облегчения вышел на улицу, но холодящий душу крик заставил его остановиться.
Толпа прохожих обступила черное пятно на тротуаре. Окно на шестом этаже, где находился ресторан, было открыто.

Иван Чалый

ЖАДНОСТЬ
Степан с удовольствием проглотил последнюю ложку борща, посидел немного, взял с тарелки салфетку с красными петухами и вытер губы:
-Давай второе, - бросил он жене.
Взял с подоконника газету. На первой странице не нашел ничего интересного. Перевернул. В глаза бросился крупный заголовок «Счастливый билет». В заметке сообщалось, что инженер Еремеев выиграл автомобиль.
-Слышь, Ань? Ты читала, инженер « Волгу» выиграл? Везет же людям.
-Что везет, - ответила жена, выходя из кухни с двумя тарелками, - человек брал лотереи и выиграл. А ты после свадьбы стал таким скрягой, рубля не выпросишь.
Анна поставила тарелки на стол. Неверов расправился со вторым, выпил компот, только тогда сказал:
-Не верю я в эти лотереи, там что-то махлюют.
Он поднялся из-за стола. Прошелся по комнате. Сытный обед вернул ему хорошее настроение. Степан замурлыкал какую-то песню. Музыкальным слухом не обладал, поэтому мотив искажал до неузнаваемости.
Подошла Анна.
-Степа, - нерешительно сказала она, - у меня кончились деньги.
Лицо мужа сразу преобразилось: ни капельки того блаженного настроения, какое было секунду назад.
-Что ты ешь их, что ли? – не то прошипел, не то проворчал он.-Позавчера полсотни гривен давал.
Анна потупила глаза.
-Владику маечку купила, мяса на обед и по мелочи. Вот и все.
Степан вытащил из «пистона» помятую двадцатку, зло бросил на стол и вышел. Недалеко от автобусной остановки его окликнула соседка, бабка Настасья:
-Ты не на почту? Возьми, сынок, мою лотерею. Может что-нибудь выиграла. Только я в это мало верю.
«Тебя еще не хватало»,- сердито проворчал он, но лотерейный билет взял и пошел дальше.
Недалеко от дороги строился многоэтажный дом. Перед ним копошились школьники, сажая деревья. Дальше рабочие асфальтировали дорогу. Все это раздражало Неверова. Не любил он никаких новшеств, не любил шумную жизнь улицы, не любил он и свой город , в котором прожил уже немало лет.
Возле книжного киоска Неверов остановился. Прямо на дощатую стенку была приколота таблица выигрышей. Ветер уже оторвал правый угол газеты и безжалостно трепал.
Степан вытащил из кармана лотерейный билет. Скользнул глазами по столбикам и замер. Номер и серия совпали. Напротив стоял четкая надпись: автомобиль « Нива». Пот выступил на лбу, цифры запрыгали перед глазами.
«Везет же людям», - словно в бреду, шептал Неверов.
Степан еще не знал, что будет делать, но только твердо знал одно: билет он не отдаст.
«На черта старухе машина, тем более деньги. На кладбище и так отвезут. А я себе такой дом отгрохаю – всем завидно будет. Спереди веранду с большими окнами, мансарду, жилой чердак.
На следующий день он побежал к тому киоску, где висела таблицу, нашел там брошенный кем-то невыигравший билет и пошел к бабке Настасье. Старуха была дома: она пасла за двором гусей. Неуверенным шагом Степан подошел к ней и сказал дрожащим голосом:
-Вот, возьмите. Ничего не выиграла…
Бабка поморщилась и безразлично махнула рукой:
-Ладно, не переживай. Я ничего другого не ожидала. А денег хватает. Пенсию получаю. Сыновья помогают.
Степан не слушал бабку и думал о том, как бы скорей уйти от нее. Сославшись на занятость, поспешил в сберкассу.
А так как Неверов решил взять деньги вместо выигрыша, пришлось подождать несколько дней пока были соблюдены все формальности.
О выигрыше не сказал никому, даже жене. А в назначенный срок получил положенную сумму, новые купюры сложил в плотный полиэтиленновый пакет и закопал в сарае.
Прошло несколько месяцев. Неверова мучило только одно, чтобы никто не узнал о деньгах. Но однажды Анна пришла с работы взволнованная, положила на стол заводскую газету и сказала:
-Почитай. Очень интересно.
Степан взглянул на указанное женой место в газете и перед глазами закружил хоровод строк: «Неверов С. А., слесарь нашего предприятия выиграл …»
-Пронюхали, невольно вырвалось у него.
-Так это ты?
-Что ты, Аннушка. Ты же знаешь, что сроду не беру лотерей, принципиально.
-Не может быть. Тут же ясно написано: Неверов, слесарь нашего завода.
-Это скорей всего мой однофамилец. Разве я тебе не говорил? В четвертом цехе есть еще один Неверов. И главное у нас инициалы совпадают: только он Семен Антонович, ну, а я ты знаешь как. Неужели ты думаешь, что я от тебя скрыл? Придет же такое в голову. Ну, ладно, я пошел.
Неверов вышел из дому.
-Пронюхали, - все время повторял он, - надо удирать из города. Снимусь с учета и уеду куда-нибудь подальше.
Три дня он ходил с обходным листком, три дня снимался с воинского учета. И когда все было готово, Неверов вернулся домой за деньгами. Там он застал заплаканную Анну.
-Ребята с работы приходили, - с трудом выговорила она, - спрашивают, почему ты рассчитывашься. Это все через ту проклятую лотерею?
-Не твое дело.
-Как не мое? Кто я тебе жена или уличная девка? А как же сын Владик?
-А что Владик? Откуда мне знать, от кого он родился.
Гнев заполнил все существо Анны.
-Как только у тебя язык повернулся такое сказать?- еле выговорила она. – Теперь я вижу, что за деньги ты мать родную продашь.
-Если надо продам. Не твоего ума дело.
Не в силах сдержать себя, Анна вцепилась в рубашку мужа.
-Где проклятые деньги? У кого ты украл лотерею?
Неверов стоял молча. Неожиданно Анна отпустила руки и тихо сказала:
-Я знаю, что делать. Я заявлю в милицию. – Она метнулась к двери.
-Я те заявлю, - прошипел Степан
В два прыжка он очутился возле стола, схватил массивную копилку и метнул в жену. Анна упала на пол. В комнате стало тихо.
… Степан откопал в сарае деньги, положил их в чемодан, закрыл на замок калитку и уже через час ехал в поезде Москва – Владивосток.
На одной из глухих сибирских станций Неверов сошел. На перроне он обратил внимание на парня средних лет в синем плаще, который пристально смотрел на него.
« Точно из уголовного розыска. Как они быстро пронюхали».
Неверов не дыша прошел мимо незнакомца и оглянулся. Тот шел следом. Степан пошел быстрее.
-Неверов! – послышалось сзади.
«Все. Влип». Степан спрыгнул с перрона на железнодорожный путь и бросился бежать. Он не видел приближающего поезда. Услышал только, как заскрежетали тормоза. Но было уже поздно
Ветер подхватил разбросанные по земле окровавленные деньги, швырнул их под вагоны и нес дальше к пустому перрону.
К парню в синем плаще подбежал лейтенант милиции.
-Вы знали его?
-Конечно. Вместе служили в армии.
-Неверов Степан, - уточнил лейтенант.
-Он самый. Не понимаю, почему он от меня убегал.
-Жадность заставила. Недавно мы получили приказ задержать его. Обвиняется в покушении на убийство. К счастью, жена выжила. А мы вот опоздали. Видимо, жадность сама любит наказывать людей.
Иван Чалый

ДЕД МИХАЙЛО

Вдоль мутной и быстрой речушки с живописными берегами строились веками села и деревни. Одни из них, развиваясь, стали крупными населенными пунктами , другие, несмотря на преклонный возраст, оставались такими же маленькими и незаметными, какими были с времен основания.
Такой была Деревня Паньковка. Число дворов здесь никогда не превышало ста. Когда приходило время уборки, деревня станвилась малолюдной. С утра до позднего вечера колхозники находились в поле.
Люди любили свой край, и мало кто прокидал его. Нашествие фашистов заставило сельчан покинуть свои хаты, свои сады, свои поля. Большинство мужчин ушло на фронт, кто не пригоден к воинской службе - в партизаны, некоторые остались для подпольной работы, а отдельные семьи были эвакуированы в глубокий тыл. Сиротливо скрипел на колхозном дворе журавель, позванивая над колодцем пустым ведром на теплом ветру.
Остался в деревне один дед Михайло со своей умной собакой Пальмой. Сколько ему лет, никто точно не знал. Старый, словно Паньковский лес, он обладал завидным здоровьем. Вопреки древнерусским обычаям, дед Михайло никогда не отпускал бороду.
Каждое утро он садился, как сейчас, перед зеркалом и, ловко работая черными от времени ножницами, стриг отросшую за ночь щетину.
Немцы вошли в дом бесшумно. Солдат стал у двери, держа автомат наизготовку. Высокий офицер в очках подошел сзади. Пальма, крупная темносерая овчарка, настороженно приподняла уши и злобно зарычала.
-Добры день, - поздоровался офицер. Дед не оборачиваясь, кивнул головой.
-Почему нет приглашения сесть?
-Незваный гость хуже татарина, - усердно работая ножницами, ответил дед.
–Татарин не карашо. Их надо обрабатывать, - сказал немец, усаживаясь на деревянный диван рядом с дедом. – Я не сторонник сила. Я есть педагог Отто Зибенцаль. Моя сила – убеждение.
Зибенцаль вытащил сигарету. Солдат подошел и услужливо щелкнул зажигалкой.
-Данке, - поблагодарил офицер и указал рукой на дверь. Солдат вернулся и застыл, словно изваяние.
-Человек есть мешок, набитый идеями, - закинув нога за ногу, продолжал Зибенцаль. – Пуля портит этот мешок. Идеи остаются, они заражают других. Мой эксперимент новый. Я переубеждаю. Человек становится покорным, как…
Офицер, видимо, забыл нужное слово. Он усиленно морщил лоб.
-Как овца, - подсказал дед.
-Я,я, - широко улыбнулся Зибенцаль, - как овца.
Дед Михайло встал, стряхнул со штанов настриженные седые волосы, положил ножницы и вытер пальцы о рубаху. Пальма поднялась, подошла к деду и легла у его ног, положив морду на лапы.
-Красивый собака, - сказал Зибенцаль. – Слушай, сделаем обмен. Я тебе часы. Ты должен отдавайт собака. Залог – дружба.
Собака, будто поняв о чем говорят, пприподняла голову. Дед Михайло выпрямился, пристально посмотрел на офицера.
-А этого не хочешь? – насмешливо спросил о, показывая кукиш.
Немец порывисто встал. От негодования лицо его покраснело. Очки от резкого движения сползли с переносицы.
-Ты есть убежденный партизан. Я буду стрелят!
Зибенцаль начал расстегивать кобуру. В этот миг в воздух взметнулось сильное тело овчарки. Острые зубы сомкнулись на холеной шее офицера. Очки упали на пол.
Зибенцаль, забыв про пистолет, руками пытался оторвать собаку. Они упали и покатились по земле. Из горла офицера вырывался хрип. Пальма, бешено рыча, не отпускала свою жертву. Солдат топтался вокруг живого клубка, пытаясь улучить удобный момент для выстрела, но безуспешно. Тогда он схватил деда за рукав и
что-то лопоча по-немецки, показывал то на деда, то на собаку.
По жестам и выражению лица можно было понять, что он убьет деда, если тот не усмирит собаку.
Дед Михайло схватил в углу железный шворень и сделал вид, что хочет спасти офицера. Он несколько раз примеривался поудобней нанести удар по собаке, потом вдруг резко развернулся и изо всей силы ударил солдата по голове. Немец, уронив автомат, без стона упал на пол. Дед немного постоял, затем снял оружие с убитого и выбежал во двор.
-Пальма, ко мне! – донесся оттуда его властный голос.
Собака, оставив безжизненное тело офицера, послушно побежала за хозяином по направлению к лесу.
Иван Чалый

ДЕЛЕГАТ
Шел 1919 год. В полупустом вагоне, возле самого окна сидел Иван Кияров. Подперев кулаком голову, он следил за каплями дождя, сбегавшими по стеклу. Вторая рука покоилась на колене, на том самом месте, где под небольшой заплатой был зашит мандат. Иван слово в слово помнил его текст: « Товарищ Кияров делегируется в Совет Народных Комиссаров. Лично к Ленину».
Напротив расположилась девушка лет двадцати. Ее нельзя было назвать красивой. Но Ивана что-то располагало к незнакомой попутчице: то ли теплый дружеский взгляд больших серых глаз, то ли обаятельная улыбка, при которой обнажались ровные, белые, как первый снег, зубы.
Монотонно стучали колеса. За окнами лежала непроглядная тьма. Изредка мелькали огоньки деревень и снова исчезали во мраке.
На одной из глухих станций в вагон зашел долговязый, в роскошных галифе мужчина. Без всяких предисловий подсел к девушке.
-Куда едешь?
Девушка промолчала.
-Значит, нам с тобой по пути, - сострил долговязый и попытался обнять незнакомку.
-Чего руки распустил?
-Но, но. Спокойней. Зря ломаешься.
-Полезь только.
-Неужели ударишь?
Только успел сказать длинный эти слова, как в тот же миг прозвучала звонкая пощечина. От неожиданности долговязый сначала опешил, затем вскочил, скрутил девушке руки, пытаясь поцеловать. Наглость возмутила Ивана. Он встал и со всей силы толкнул долговязого в грудь:
-Оставь ее в покое.
-Ты кого толкаешь? Ваську Длинного? Да я с твоей физиономии карту мира сделаю.
-Катись ты отсюда, - огрызнулся Иван.
-Пойдешь в тамбур, - угрожающе прошипел долговязый, - или тебе тут примочку сделать?
-Ах ты, контра недобитая, - разозлился Кияров. – Пойдем.
-Не ходите, прошу вас, - девушка вцепилась Ивану в рукав.
-Нет, уж, извините, - Кияров вежливо высвободил свою руку и направился к выходу.
Долговязый уже ждал у двери. Как только Иван вышел, он мгновенно закрыл дверь. На подножке стоял еще один бандит. Отступать было поздно. Словно издалека до него донесся голос долговязого:
-Выкладывай деньги, они нам пригодятся для твоих похорон.
-И не вздумай шутить, - добавил второй, засовывая руку за пазуху.
-Так бы сразу и говорили, - ответил Кияров, сделав вид, что хочет достать деньги из кармана. Нащупал пистолет, он изо всей силы толкнул ногой стоящего на подножке бандита. Тот, нелепо взмахнув руками, полетел вниз. Долговязый, увидев в руках своего противника оружие, испугался. От его воинственности не осталось и следа.
-Ты шо,
-Прыгай.
-Ты шо? Я ж пошутил.
-Прыгай, гад ползучий!
-Но… - попытался возразить долговязый.
-Прыгай. Последний раз говорю.
-Вот разошелся. Прыгай, прыгай. И прыгну. Не в первый раз, - пробормотал долговязый.
И его нескладная фигура полетела под откос. Кияров облегченно вздохнул, вытер ладонью вспотевший лоб, спрятал пистолет и вернулся в вагон.
Не доезжая до Харькова, Кияров вышел из поезда. В город заезжать было опасно, да и все равно нужно было делать пересадку на другой поезд. Долго шел по скошенному полю. Наконец впереди показалось село. Послышался собачий лай. Время близилось к рассвету.

« В селе лучше не показываться. Отдохну где-нибудь в поле», - решил Кияров.
Обойдя село стороной, остановился перед небольшим лесом. Возле самой дороги чернели, словно муравейники, неубранные копны сена. Иван выбрал самую большую копну, залез в нее и тщательно замаскировал выход.
« Хорошо! Как в деревне дома», - подумал Иван, вытягивая уставшие ноги. Ему вспомнилась старенькая хата, покосившийся сарай, в котором они часто спали с братом на сене. Вспомнилось дорогое лицо матери, ее руки, никогда не знавшие отдыха. Глаза слипались. Через несколько минут Кияров уже спал, как убитый.
И снилось ему широкое поле. Он на вороном коне несется во весь опор. В руках у него мандат. Нет не мандат, а знамя, Красное Знамя! Он ведет в бой целую армию. Неожиданно конь споткнулся, Кияров упал… и проснулся.
-Вставай! Разлегся тут.
Иван открыл глаза и проснулся. Над ним стоял мордастый казак в сбитой на самый затылок кубанке.
-Кто такой?
-Здешний я. За сеном пришел, - нашелся Иван.
-Ври больше. Здешний тут не спал бы. Пойдем , атаман разберется, большевистская шкура.
Иван встал, оглянулся. К деревьям были привязаны лошади.
« Белогвардейская разведка, - пронеслось в мозгу. – Надо же так влипнуть».
Казак подвел Киярова к ветвистому дубу. Под ним, на пне сидел усатый сотник.
-Господин сотник. Большевистского шпиона поймал.
Тот поднял голову. Тупо посмотрел на Киярова.
-Откуда ты его взял.
-Беру я, значит, сено для своей буланой. Глядь. Ноги торчат. Я за винтовку. Вылазь, говорю, большевистская шкура. И к вам.
-Ты кто ?- спросил сотник.
-Да здешний я. За сеном батя должен приехать. Я пошел вперед. Ждал его, ждал. Залез в копну и уснул. А тут – ваши.
Сотник презрительно осмотрел Ивана и гаркнул во всю глотку:
-Обыскать!
«Все, - подумал Кияров, - найдут мандат, прихлопнут без разговора».
Обыск закончился почти благополучно. Забрали только пистолет.
-Откуда у тебя оружие? – спросил сотник.
Кияров опустил глаза и начал носком сапога расковыривать небольшой муравейник. У него давно созрел план, но он ждал. Нужно, чтобы поверили.
Спокойствие взбесило сотника.
-Брагин, развяжи ему язык!
Мордастый выхватил шашку из ножен и плащмя ударил Ивана по лицу.
-Отвечать господину сотнику!
Кияров едва устоял на ногах.
«Теперь можно». – решил он.
-Раз дело приняло такой оборот, придется все вам рассказать. Значит, все из-за бабы проклятой вышло. Есть у нас Христя такая. Она мне дюже нравится. Я ужо на новый год думал свадьбу справлять. Тут черти принесли Гришку-сапожника с войны. Отбивать начал. А вы ж знаете: баба, как кошка, кто ее гладит, к тому она и идет. Гришка за сеном хотел сегодня ехать. Я и думал его порешить. А револьверт спрашиваете, где взял. У мертвого большевика стыбрил. А чтоб шпиенить, у меня и в мыслях не было. Все как есть из-за бабы.
Сотнику такой ответ понравился. Он улыбнулся.
-Мужицкий Ромео. Как, Брагин, поверим?
-Как прикажите, господин сотник. А лучше всего…, - мордастый рубанул рукой воздух.
-Нельзя. Взбудоражим все село. Пусть идет, черт с ним. Только о встрече -–ни слова. Понял, Ромео?
Не успел Кияров отойти и десяти шагов, как его окликнул повелительный оклик сотника.
-Эй, парень, а как твое село называется?
-Яблоневка, - брякнул Иван первое пришедшее в голову название.
-Яблоневка? Взять его!
Четыре казака бросились к Ивану, связали и привели к сотнику.
-Такого села во всей волости нет. Ну, что попался, большевичок. Киярова привезли в штаб белых, который располагался в центре небольшого городка. Допрашивал лысый полковник.
Иван понимал, что живым ему не вырваться и на все вопросы отказывался отвечать. Тогда стали избивать зло и методично. Особенно старался молодой есаул. Он бил расчетливо и в самые больные места. Под конец вторых суток на теле Киярова не осталось живого места. И снова допрос. После очередной серии изощренных ударов Иван потерял сознание и упал на пол. Ведро воды привело его в чувство. Словно сквозь сон, он услышал слова есаула:
-Кончать его нужно. И все тут. Партиец он.
-Что он большевик – ясно. Надо узнать, откуда он и зачем шел. Еще не было человека, с которым бы я, Бергер, не смог договориться.
Полковник подошел к лежащему на полу Киярову, стал ногой на грудь.
-Так вот, молодой человек, я подчеркиваю, пока молодой, я даю вам время подумать. Ты знаешь, как обращалась шляхта с запорожскими казаками?
-Все равно вы ничего от меня не добьетесь.
-Посмотрим. Привязать его к дереву возле штаба. Если к утру не одумается, завтра от его упрямства разгорится большой костер. Увести!
К полуночи небо до самого горизонта заволокли тяжелые, словно намокшие тучи. Полил дождь. Сначала тихий, обложной, но к рассвету подул сильный ветер, и капли дождя вонзались в тело, словно пули. Нестерпимо жгли тело и веревки. Часового не было нигде видно, видимо спрятался от непогоды.
«Вот и отжил ты свой век, товарищ Кияров. – подумал Иван. – Когда на войне был, жизни не видел. Теперь только просвет увидел, умирать приходится. Чудно устроена человеческая жизнь».
В это время Иван заметил, как к дереву метнулась женская фигура. Кияров узнал в ней свою попутчицу. Девушка быстро перерезала веревки.
-Откуда вы?
-Я здесь живу. Бегите за мной. Скорей же.
Девушка схватила его за руку, и Кияров побежал за ней, с трудом переставляя онемевшие ноги. Они долго бежали по темным переулкам, затем девушка остановилась перед каким-то навесом.
-Там лошади. Берите любую. Часовые пьяные.
Не раздумывая, Кияров нырнул под навес. Отвязал первую попавшую под руку лошадь, вскочил в седло, подъехал к девушке.
-Как вас зовут?
-Неважно. Бегите скорей.
Иван дернул поводья, и конь с места рванул в галоп.
-Прощайте!
-До свиданья, - чуть слышно ответила девушка.
Ее голос слился со стуком копыт, который быстро удалялся и вскоре совсем затих.
Иван Чалый
БЕССМЕРТНАЯ ПЕСНЯ
Два вола желтогорячей масти бойко тянули борону. Земля, разбитая острыми зубьями, парила. За волами шел с вербовым прутиком Семка Трофимов. Нравилось хлопцу возиться в поле, хотя своей земли не было у него и клочка. И сейчас он боронил поле
дядьки Афанасия, который приютил его после смерти матери.
На душе у парня было хорошо, дело спорилось. Оставалось пройти один загон по-над владениями богача Лиходеда, и работа окончена. Неожиданно за кустом бузины что-то зашелестело. Волы, испугавшись, повернули в сторону. Семка закричал, пытаясь удержать волов за налыгач, но они не слушались. Перешли межу и, только пройдя сажен десять по полю Лиходеда, остановились. Подросток схватился за голову.
-Не дай бог, увидит этот живодер.
Только подумал, а из-за куста выплыла двухметровая фигура Лиходеда. Он дрожал от злости, глаза, как у разъяренного быка, казалось вот-вот вылезут из орбит.
-А, шантрапа! – дико заорал он. – Чужой земли захотелось?!
Семка убегать. Лиходед догнал мальчишку, ударом кулака сбил с ног, повалил на пашню. Больно пнул сапожищем в бок. Схватил за волосы, ударил лицом о земь, приговаривая – на, жри! В нос, рот, уши набилась земля, перед глазами поплыли красные круги. Потерявшего сознание Трофимова дотащил Лиходед до пруда и бросил в воду.
Очнулся Семка в избе дядьки Афанасия. Лизка, дочка его, прикладывала ко лбу мокрую тряпку. То и дело отворачивалась, всхлипывала.
-Чего ты? – слабым голосом спросил Семка.
-Папку… папку жандармы увели.
-Как? – Семка рванулся с лавки.
Заливаясь слезами, девочка сбивчиво рассказала о том, как ее отец, увидев, что Лиходед тянет Семку к пруду, выдернул из плетня кол и изо всей силы ударил кровососа по голове.
Трофимов приподнялся. Тело ныло, будто его потолкли в ступе. Несмело коснулся он рукой волос Лизки.
-Не горюй. Как- нибудь проживем.
Как они будут жить, Семка и сам не знал. У Лизки теперь, как и у него, ни отца, ни матери. Остались они, как две былиночки в поле. Подует ветер, того и гляди, – сломает, пойдет дождь – к земле прибьет. А на солнце надежды мало – хоть и светит оно ярко, да уж слишком часто его тучи закрывают.
Но солнце для бедняков все же взошло, солнце революции. Батрак Трофимов одним из первых вступил в комсомол. Жили они с Лизкой, как брат с сестрой, жилось трудно, но они не унывали. Из худой длинноногой девочки Лиза, как ее теперь он иногда называл, превратилась в стройную миловидную девушку. И чем чаще Семка нее засматривался, тем реже оставался ночевать дома, уходил к друзьям.
Однажды Трофимов поздно вернулся домой с заседания комсомольской ячейки. Только улегся, как в дверь постучали. Лиза встала, зажгла каганец. От коптящей плошки взвилась тонкая лента черного дыма. Лента коснулась распущенных кос Лизы. Девушка отстранила лицо от каганца, и в это мгновенье она показалась Семке еще красивей…
-Кто там?
-Снигерев я. Открой.
Девушка взялась за засов, но услышала взволнованный шепот Трофимова: « Врет он. Снигерев выехал в район за подкреплением, ожидается налет банды».
Семка выбежал в сени, схватил стоявшую лестницу, подпер ею двери. А со двора все тот же голос требовал:
-Открывай, Снигерев я.
Лизка, дрожа от страха, прижалась к Трофимову.
-Это же Иннокентий!
Да, то был Иннокентий, старший сын Лиходеда со своей бандой. В ночь перед пасхой они решили расправиться со всеми активистами хутора. Иннокентий решил начать с Трофимова, потому что затаил против него злобу. Да и хатенка их стояла на отшибе – меньше шума будет.
Бандиты меж тем навалились на двери. Семка подставил под засов , стоявший в углу сеней лом. Поняв, что так им не проникнуть в дом, нападающие кинулись к окошкам. Зазвенели стекла. Лиза едва успела захлопнуть дверь из горницы в сени. Вдвоем с Семкой они стали подкладывать под дверь все, что там находилось: каменный круг для ручной мельницы, мешок с зерном, разбитый топчан.
-Как же предупредить наших? – вслух подумал Трофимов. – До утра мы не продержимся.
Как бы в подтверждение его слов дверь предательски затрещала. Лиза прижалась к Семке. Касаясь губами его уха, она горячо зашептала: «Давай попробуем через крышу, раскидаем солому.
Думать было некогда. Трофимов стал у стены, подставил сцепленные пальцы. Лизка стала ногами на его ладони, потом поднялась к нему на плечи и очутилась на чердаке. Сам Семка Взобрался по сенной двери, как он делал это обычно, когда лазил за сеном или сухими грушами. В темноте он нащупал руку девушки и на четвереньках они стали пробираться по чердаку. В это время щелкнул сухой выстрел.
Лизка ойкнула и Трофимов почувствовал, как сразу обмякло ее тело.
-Лизка, Лиза-а-а! – крикнул Семка, сжимая ее холодеющие пальцы. Трофимов чиркнул спичкой. На него смотрели широко открытые глаза самого дорогого для него человека. Страха в них не было, в них чудилось что-то теплое, недосказанное. Впервые в жизни Семка зарыдал. Он не слышал ни выстрелов, ни треска сорванной с петель двери. Опомнился, когда в сенях запылали факелы, послышались крики бандитов. Кто-то уже ставил лестницу, показалось перекошенное злобой лицо Иннокентия.
-Слезай, красная шпана! – угрожающе зарычал он.
-Не дождетесь! – крикнул Трофимов и поднес зажженную спичку к крыше. Высохшая за многие годы солома вспыхнула, как порох. Загорелось лежавшее на чердаке сено. Внизу раздались вопли. Сбивая друг друга с ног, бандиты бросились вон из пылающего дома. Вслед им неслись слова пролетарского гимна «Интернационал». Когда Семкин голос стал затихать, песню подхватили горы, леса, поля, и не было силы, способной заглушить этот бессмертный гимн рабочих крестьян...
Иван Чалый

БУКЕТ РОМАШЕК
Вечерние сумерки плавно опустились на землю. Они спрятали под темную пелену и темные горы, и далекий массив леса, и город, куда ехал Федор Сербов на своем мотоцикле. Яркая полоска заката все еще алела под косматыми тучами на вечернем горизонте. Потом видимость значительно ухудшилась, Федор включил дальний свет. Широкий луч фар выхватил из полумрака хорошо укатанную дорогу и обочину, на которой росли белоснежные ромашки. Цветов было так много, что Сербов не удержался от желания их нарвать. Он остановил мотоцикл, оставив свет включенным, слез, потом ловко перепрыгнул через небольшой кювет и очутился в царстве ромашек.
Их было много, очень много! Хотелось не рвать, а перенести всю поляну к заветному дому. Федор представил себе на миг, как бы обрадовалась Дина, увидев из своих окон целую клумбу ромашек. Он улыбнулся своим неожиданным мальчишеским мыслям и начал рвать цветы. Когда букет был готов, Сербов связал его обрывком шпагата, который нашел в кармане, и бережно положил в коляску.
Посмотрел на часы: « Половина восьмого. А в девять сорок пять
начало сеанса в кино. Надо спешить».
Они сегодня решили посмотреть с Диной кинофильм «Свадебное путешествие». И снова помчался по дороге мотоцикл. « А когда же у нас с тобой будет свадьба, Дина? Неужели не видишь, как я тебя люблю?» - мысленно разговаривал Федор со своей любимой девушкой. Впереди показались две светящиеся точки. « Наверное, легковушка», - подумал Сербов и переключил свет. Огоньки приближались с большой скоростью. Яркий свет встречных фар уже начал слепить глаза. Сербов снова защелкал переключателем: ближний, дальний, и снова – ближний, дальний. Никакой реакции.
-Сволочь! – злобно выругался Федор. – Я же ничего не вижу!
Машина неумолимо приближалась. Уже оставалось каких-то метров двадцать.
« Сейчас стукнемся. Надо свернуть в сторону. От греха подальше».
Федор резко повернул влево. Ослепленный светом, он естественно не увидел стоящей на обочине легковой машины. И его мотоцикл со всего разгона налетел на нее. Федора, словно взрывной волной, выбросило на дорогу. Он в горячке вскочил, сделал несколько шагов. Сноп яркого света ударил в глаза, будто тысячи искорок, и все померкло.
Встречная машина промчалась мимо, не сбавляя скорости, оставив на земле неподвижное тело Федора. Лепестки ромашек, поднятые сильным ветром, покружились в воздухе и медленно упали на дорогу…
Четыре дня врачи боролись за жизнь Федора, четыре дня смерть стояла у изголовья и только на пятый день Сербов пришел в себя. Первое, что его поразило – тишина, жуткая тишина. Федор повернул голову. Дина сидела рядом. Она улыбнулась, и что-то сказала, но он почему-то не услышал ее голоса.
-Почему ты так тихо говоришь?
Дина удивленно посмотрела на него. Ведь она сказала очень громко.
-Что ты шепчешь? – снова переспросил Федор и испугался: он не услышал своего голоса.
-Дина-а-а! Я ничего не слышу! – закричал Сербов. Он попытался вскочить, но острая боль пронзила все тело, и Федор снова потерял сознание
Прошло десять месяцев с той роковой минуты, когда Сербов попал в аварию. Дина приходила почти каждый день в больницу. И это были самые счастливые минуты в жизни Федора. И вот настал день, когда Сербов выписался из больницы. Молодой организм победил смерть, но мир звуков перестал существовать для Федора. С окружающими людьми он мог только переписываться.
Сербов в угнетенном состоянии вернулся домой, вернее, к своему брату, у которого жил. Дверь оказалась запертой. Федор долго искал ключ в условном месте: его там не оказалось. Сербов сел на нижнюю ступеньку крыльца и стал ждать. Весна уже вступила в свои права. Ветки деревьев покрылись сочной листвой, на черных грядках пробивались первые всходы цветов. Чистое небо слепило своей яркой голубизной. Только далеко, далеко медленно плыло белое облако, похожее на большую лилию. Федор встал и подошел к своей любимой яблоне, которую посадил, когда еще начинал строиться брат.
-Как ты повзрослела, - прошептал он и провел рукой по холодной шершавой коре. Молодые листочки весело затрепетали.
-Интересно, как ты шумишь? – Федор прислонился ухом к еще неокрепшему стволу яблони и… ничего не услышал.
Когда Сербов вернулся к дому, дверь уже была открытой. Пришла с работы жена брата, Рита. Федор молча прошел в свою комнату, обида душила его. Ему хотелось заплакать, но не было слез. Он лег на кровать и бесцельно уставился в потолок.
« За что она меня так ненавидит? Ведь видела меня в саду и не подошла. И в больницу не приходила. Может ей не нравится, что я живу в их доме»?
Вскоре вернулся домой и брат. Он долго тряс руку, что-то говорил, улыбался. Но Федор сразу заметил резкую перемену. Улыбка была не естественной, натянутой. Все выяснилось очень скоро.
Как-то раз Федор сидел и читал книгу. Увлеченный чтением, он не увидел, как в комнату вошла Рита. И вздрогнул от неожиданности, когда белая женская рука с ярко накрашенными ногтями опустила бумажку на раскрытую страницу. Поднял голову.
-А, Рита, - Федор развернул бумажку и прочитал: «Глухая тетеря. Когда ты будешь себе на хлеб зарабатывать. Или чужой вкуснее?»
Не помня себя от гнева, он вытолкнул Риту за дверь, и закрылся в комнате. Лишь когда брат возвратился с работы, вышел и показал записку. Тот прочитал, поморщился, почесал затылок. Затем написал на обороте: « Понимаешь, сейчас у нас материальные трудности. Телевизор купили в кредит… А тут еще ты. Рита давно настаивает, чтобы ты искал себе другую квартиру. Я не хотел бы, но знаешь, не хочется скандала. И потом, пойми меня правильно, у меня своя семья».
-Я все понял. Когда строили тебе дом, ты просил, помогай, потом вместе жить будем. А теперь…, - гневно сжимая кулаки, еле выговорил Федор.
Брат, испугавшись, что Федор бросится драться, выбежал из комнаты. Сербов долго сидел безучастный ко всему. Потом вытащил
из-под кровати в черном чехле. И привычно надел ремни на плечи. Пробежал пальцами по холодным клавишам, но страшную тишину не нарушили знакомые звуки. В ушах стоял постоянный гул, заглушавший все.
« Как жить дальше? – думал Федор. – Что же ты молчишь, мой хороший, мой верный друг? – Сербов ласково погладил перламутровую крышку баяна. – Минуты грусти и счастья ты всегда делил со мной. А теперь молчишь и ты …»
Вечером Сербов решил пойти к Дине. Когда на улице стемнело, вышел из дому и неторопливо побрел по улице, любуясь вечерним городом. Вдруг среди толпы он увидел Дину. Она шла под руку с каким-то военным. Нет, он не обознался. Это была Дина. Она беззаботно смеялась, то и дело заглядывая в лицо своему спутнику. Федору казалось, что он сейчас не выдержит, подбежит и ударит ее.
Ему все равно, что подумают окружающие. Федор сделал решительный шаг навстречу и остановился. А какое он имеет право?
Кто она ему? Просто знакомая. Даже в любви не признавался. Просто встречались и все. Да и зачем я ей теперь такой? Может она и права. И желая остаться не замеченным, спрятался за книжный киоск. Прислонившись к стене, стал ожидать, пока они пройдут. Никогда ему не было так больно и грустно, как в этот момент. Нелепые мысли лезли в голову. Сердце бешено колотилось, будто спешило угнаться за ходом мыслей…
На следующий день Федор уехал из города, оставив Дине небольшое письмо:
« Дина, я уезжаю навсегда. Прекрасно понимаю, что я тебе не пара. Ты могла бы сразу сказать об этом. Но чтобы ни случилось, помни: я люблю тебя. Этого никто мне не запретит. Прощай. Желаю вам счастья».
Мать Сербова жила в колхозе недалеко от города. Сюда и приехал Федор. Тут же устроился на работу прицепщиком. Работая в поле, он совершенно забывал о своем горе, чувствовал себя равноправным со всеми.
Пришла зима. Закружила холодная вьюга, засыпала поля белым пушистым снегом. По настоянию председателя колхоза Сербов стал готовиться к поступлению в сельскохозяйственный техникум. Сначала Федор отказывался:
-Куда мне? Я же - глухой.
-Ничего, - ответил председатель, была бы голова на плечах.
После этого разговора Сербов начал готовиться к вступительным экзаменам. И в этот морозный день он сидел за книгами. Но мысли о Дине не хотели уходить прочь. «Как она там? Наверное забыла обо мне. Может и замуж вышла…»
Вдруг он почувствовал, как говорят затылком, на себе чей-то взгляд. Оглянулся и застыл пораженный. На пороге в белой шапочке, в белой шубе, словно Снегурочка из сказки, стояла Дина. Федор закрыл и снова открыл глаза: нет, не померещилось.
-Дина! Дина! – закричал Федор, срываясь с места. И в это время он отчетливо услышал в ушах еще неясный звон колокольчиков: «Динь, динь, динь».
В тишину, державшую в плену Федора целых полтора года, хлынули необыкновенные звуки. Дина прижалась к груди Федора.
-Глупенький, - шептала она, - к брату приревновал. Я тебя ни на кого не променяю. Слышишь? Я тебя повсюду искала.
Федор молча гладил ее мокрые от растаявшего снега волосы.
-Ой, что я болтаю! – спохватилась Дина. – Прости, я сейчас напишу.
-Не надо, - полушепотом ответил Федор, еще крепче прижимая к себе Дину, - Я все слышу.
Иван Чалый

НА КРАЮ ПРОПАСТИ
Вера Лубянцева очень спешила. Еще бы. Сегодня исполняется ровно три года, как она стала женой Анатолия. И дел, конечно, невпроворот. Нужно забрать Валерку из садика, зайти в магазин за продуктами, купить цветов и приготовить скромный праздничный ужин. Обычно Толя заходил в детсадик: ему ближе. А сегодня он не
может: у них собрание акционерного общества.
Вере хотелось, чтобы этот день был как можно торжественнее. Но погода совсем не прислушивалась к ее мнению. С самого утра с неба сыпала какая-то мокрая, словно стеклянная крупа и теперь вся земля была покрыта тоненькой коркой льда. Вера каким-то чудом, не разу не упав, дошла до детского садика. Стала подниматься по ступенькам и вдруг подскользнулась, и скатилась вниз. Поспешно вскочила и почувствовала ноющую боль в коленном суставе.
« Не вывихнула ли?» – со страхом подумала Лубянцева.
Сделала несколько шагов. Нога болела, но идти было можно. Вера, прихрамывая, дошла до детсадика, забрала сына и с трудом донесла его домой. Нога разболелась еще сильнее. Лубянцева поняла, что с праздничным ужином ничего не получится. И вдруг ей пришла, как показалось, гениальная мысль. Она сварила картошку в «мундирах», нарезала черного хлеба, головку лука и открыла баночку консервированных огурцов. Стала ждать мужа.
Анатолий пришел, когда уже стемнело. Посмотрел на стол и нахмурился. Вера сразу перехватила недовольный взгляд мужа
-Прости, Толя, - сказала она, - я сегодня так упала, что еле домой дошла.
-Как же ты так неосторожно? Сильно ушиблась? – с тревогой спросил Анатолий.
-Не очень. Я сварила картошку. Помнишь?
Еще бы. Лубянцев всегда помнил, те дни уборки картошки. Помнил черное поле, небо синее, синее и такое низкое, что, казалось, звезды можно срывать, как яблоки, и костер, то поднимающий свои оранжевые языки пламени высоко над землей, то затухающий и уводящий густой лентой дыма в росистую темноту.
Он хорошо помнил ребят и девчат с кирпичного завода, которых за то, что те не хотели идти ночевать в село, председатель колхоза в шутку называл «принципиальными дикарями». Там, на уборке картофеля, Лубянцев впервые познакомился с Верой.
-Какая ты у меня молодчина! – восторженно сказал Анатолий, - А я думал, что ты забыла.
-Что ты! Помнишь…
И новые воспоминания возвращали их к первым встречам, первым свиданиям. Валерка уже спал, натянув почти на самый нос одеяло. А в доме еще долго слышался шепот и счастливый смех.
Прошло два месяца. Вера уже забыла о злополучном падении. Но однажды резкая боль напомнила о нем. Лубянцева не стала говорить мужу, надеясь, что скоро все пройдет. Но боль в колене не затихала, а усиливалась. Пришлось обратиться к врачу. После долгих исследований обнаружили гнойниковые очаги. Болезнь оказалась настолько опасной, что Лубянцевой предложили лечь в больницу.
Нога напухла, стала тяжелой, как намокшее бревно.
Анатолий приходил каждый день в больницу. Приносил конфеты, апельсины, а иногда даже цветы. Вера старалась быть веселой, но это не всегда удавалось. А после того, как врач районной больницы Калинов сказал, что необходимо хирургическое вмешательство, что,
возможно, придется раздроблять кость, совсем упала духом. Анатолий тоже не находил себе места. Весть о предстоящей операции буквально ошарашила его. А тут еще не выходил из головы разговор с Вериным соседом по палате Иваном Кулаковым.
Когда Лубянцев пришел в больницу, Кулаков сидел на скамейке и курил.
-Иди сюда, - позвал он Анатолия.
-Я спешу.
-Иди, посидим немного. Все равно к ней сейчас нельзя. Она у врача.
Анатолий подошел и сел рядом.
-Как дела? – спросил Кулаков.
-Сами знаете.
-Слыхал, слыхал. Что ты намерен делать?
-Если б я знал…
-Извини за откровенность, - Кулаков положил ладонь на колено Анатолия, - знаешь, что бы я тебе посоветовал: ищи-ка ты себе другую бабу, пока не поздно. –
-Что вы? – отшатнулся Анатолий . – Я же ее люблю.
-Люблю, люблю. Постой, не кипятись. Вот, скажи, что такое любовь?
Анатолий замялся, он меньше всего ожидал такого вопроса.
-Это… Когда один человек не может жить без другого.
-Книжная фраза. Ты в жизни встречал такое?
Анатолий промолчал.
-То, то. Я тебе могу привести сотни примеров, когда вот так кричат:
« не могу жить», потом, хоп, с одним случается какое-то несчастье:
под машину угодил, умер, да мало ли чего, другой живет. Живет еще так, что позавидуешь. Нет любви – вот и весь разговор.
Я тебе скажу по секрету, (санитарка мне сказала ): твоей Верке ногу отрежут, а если не отрежут, то кость дробить будут. Все равно инвалид. Какая из нее хозяйка? На одной ноге далеко не ускачешь.
Ты молодой, найдешь себе другую.
-Слушайте…
Лубянцев наговорил Кулакову грубостей и ушел. Но не мог успокоиться даже теперь, дома. Ходил по комнате и вполголоса спорил с невидимым собеседником. Сынишка, Валера, играл в коридоре. Стоило Лубянцеву зазеваться, как он открывал дверь и сбегал с четвертого этажа на третий. Анатолию надоело бегать вниз, вверх. Он закрыл дверь на замок. Валера немного похныкал, стал играть машинкой и притих. Анатолий взял журнал, прилег на диван и начал читать. Однако невидимый собеседник не думал оставлять его в покое. Спор продолжался, только это был немой спор.
Все, конечно, гораздо сложней, чем кажется. Да, нам будет трудно, очень трудно. Но это не значит… Вообще, это ничего не значит! Оставить человека в беде – предательство, оставить близкого – двойное предательство. Как можно было сказать такое?…И потом, кто мне может заменить Веру. Ее голос, глаза, смех. Смех… Я уже давно не видел, как она улыбается, как вспыхивают в уголках глаз
задорные искорки. Она даже ко мне стала относиться холодней. Как
бы она чего не натворила с горя… Надо…
Глаза Лубенцова незаметно закрылись, журнал выскользнул из рук.
Сразу же начали появляться непонятные контуры. В полудреме Анатолий даже не мог сообразить, снится ли ему все это или происходит наяву? Ах, да это машина, скорая помощь… А зачем она здесь? «Как же я забыл, - понеслось в мозгу, - у меня болит нога. Ее
должны ампутировать». Нет. Ни за что! Откуда-то появилась жена. Она гладила его по голове и шептала: « Не бойся, глупенький. Я тебя не оставлю. Никогда не оставлю». « Нет. Не дамся, лучше смерть»! Анатолий вырвался и стал убегать. Машина не отставала.
Еще мгновенье и его схватят и отрежут ногу. Скорее. Скорее… Дорога вдруг оборвалась. Впереди была глубокая пропасть. Лубенцов остановился и оглянулся. Машина куда-то исчезла. А на него надвигалось какое- то страшное чудовище. Еще секунда и оно откусит ему ногу. Анатолий закричал и проснулся.
Несколько секунд лежал без движения. Наконец оцепенение прошло. Лубенцов поднялся, сел на диван и обвел глазами комнату.
А где же Валерка? Анатолий прошел на кухню. Никого. Наверное, в спальню забрался. Но и там никого не было. Страх начал закрадываться в душу.
-Валера! – крикнул Анатолий.
На балконе послышался плач. Анатолий взглянул и ужаснулся. Сын перевесился через перила, еще секунда и он упадет с высоты четырехэтажного дома. Анатолий оцепенел от увиданного. Ему казалось, что сердце остановилось. Анатолий не помнил ни одного своего движения, ни одного шага. Все его внимание было приковано к одной точке – к сыну. Казалось, он взглядом пытался удержать сына от падения. Лубянцев совершенно отключился от внешнего мира. Пришел в себя только тогда, когда Валерка уже был на руках.
Анатолий прижимал к себе заплаканного сына и осыпал поцелуями.
Он теперь понимал, что никто не сможет поколебать его любви. Они выстоят, пусть чтобы не случилось. Анатолий подошел к телефону и набрал номер. Он звонил в больницу.
Иван Чалый
СОЛОВЬИНАЯ ПЕСНЯ
По широкой улице небольшого украинского города шел человек. Ветер трепал его седые волосы, раздувал полы плаща и мчался дальше свободный и непослушный. Человек широко улыбался весеннему солнцу, ветру. Казалось, нет силы, способной омрачить его радость.
Неожиданно из подъезда выбежала шумная ватага ребятишек. В один миг они окружили Виноградова плотным кольцом. Черноволосый, похожий на цыганчонка, мальчишка наставил в грудь зеленый игрушечный автомат и грозно скомандовал:
-Сдавайся! Мы тебя забираем в плен.
-Как в плен? - притворно испугался Виноградов
-Да вы не бойтесь, - подбодрил его белобрысый карапуз, - мы понарошку.
Дети засмеялись и побежали дальше.
Плен… В тот день во время раздачи пищи присутствовал сам начальник лагеря – штурмбанфюрер Миснер. Полулюди, полупризраки стояли за жалкой порцией супа.
За колючей проволокой буйствовала весна: зеленела трава, цвели яблони, пели птицы. Только в лагере царил запах смерти.
Миснер, тощий, как борзая, следил за каждым движением заключенных. Вот из черпака выплеснулась картофелина. Один из узников проворно наклонился, чтобы поднять ее, и упал, оглушенный сильным ударом. Это был Сомов, друг Виноградова.
-Скоты!- закричал Миснер. – Вам мало порции? Я могу добавить по одной пуле. Ско-ты.
Последнее слово он произнес с особым наслаждением. Заключенные
молчали. Кто-то помог Сомову подняться. Все чувствовали – расправа впереди.
Миснер прошелся взад, вперед , затем остановился напротив Сомова и сказал:
-Слушайте. С этой минуты каждый, прежде чем получить миска супа, должен сказать: « Я – скотина». Понятно?
Военнопленные молчали.
-Я спрашиваю, понятно?
В ответ ни одного слова. Тогда Миснер вплотную подошел к Сомову:
-Что ты должен сказать, бедная картошка? – издевательским тоном спросил начальник лагеря.
Сомов стоял, опустив голову. Наступила зловещая тишина.
-Отвечать! Или я буду стрелять! – закричал Миснер, вытаскивая пистолет.
-Мы – люди, - негромко, но твердо сказал Сомов.
Миснер вздрогнул, будто ему дали пощечину. Лицо его побагровело, он трижды нажал курок. Сомов качнулся и рухнул к ногам начальника лагеря.
Военнопленные сжали кулаки. В глазах ненависть и презрение. Животный страх вдруг овладел Миснером. Чтобы прогнать его, он закричал срывающимся голосом:
-Ахтунг! Слушай мою команду. Все хором: « Мы – скоты!»
Люди молчали. Слышно было как где-то недалеко от лагеря заливается соловей. Безумная птичка. Неужели ей непонятно, что идет война? Кому нужна ее песня? Этим полуживым скелетам, матерям, обезумевшим от горя, вдовам с посиневшими от слез глазами?
Песня жизни нужна всему живому, и соловей старательно выводил очередную трель. А тем более, что советские войска выходили на финишную прямую в своем наступлении – на Берлин. Об этом знали и военнопленные.
-Доннер веттер! – выругался Миснер. – За неповиновение каждый третий будет расстрелян!
Соловей умолк, будто услышал слова начальника лагеря. Но пауза длилась недолго. Ее нарушил знакомый гул самолетов. Он нарастал с каждой минутой. И вот все увидели краснозвездных птиц.
-Наши, - нерешительно сказал Виноградов.
-Ура! Наши! – вырвалось одновременно у всех.
Взорвалась первая бомба, за ней еще, еще, еще. Самолеты начали бомбить военный объект почти с рядом лагерем. А люди не слышали разрывов, они не боялись смерти, люди плакали от счастья.
Иван Чалый
РАССКАЗ «БАГИРА И МАРКИЗ»
БАГИРА

Она была смолисто-черного цвета, как самая темная ночь на свете. Зеленовато-голубые глаза и поперечные зрачки, которые по мере увеличения света, расширялись. Уже хорошо не помню, кто нам ее подарил, но таких кошек в нашем подъезде и даже во всем доме я ни у кого не видел. Когда она была еще маленьким черным комочком, мы назвали ее Багирой, за своенравный характер и мгновенную реакцию. Естественно в честь ее героини - пантеры из кинофильма «Маугли.
Спала Багира всегда на кровати или на диване и обязательно с кем-то из членов нашей семьи, и обязательно у изголовья. Сколько мы с женой и нашими сыновьями не пытались уложить ее у ног или вообще убрать ее с кровати, что самое интересное она всегда покорно соглашалась с нашей настойчивой просьбой, но когда мы просыпались, Багира лежала на подушке чуть выше головы, сладко мурлыкая.
Поначалу много хлопот для нас доставляли ее естественные потребности.
Ящики с песком, клочками бумаги в туалетной комнате не доставляли ей удовольствия, а нам тем более, потому что приходилось почти каждый раз после ее посещения производить уборку.
Шло время. Багира стала взрослой, красивой, я даже бы сказал, элегантной кошечкой. Заканчивались ее детские шалости, игры в кошки-мышки. Зов природы становился для нее все сильнее и настойчивей. Она все чаще и чаще проявляла непонятное для нас беспокойство. Нередко садилась на подоконник и пристально смотрела на синий простор, зеленую траву, и особенно, на беспечно разгуливающих бездомных котов и тревожно мяукала. Для нее там был далекий непознанный мир со своими прелестями и опасностями.
Багира, это уже чувствовалось по ее настроению, со всей своей необузданной кошачьей страстью рвалась на волю. Бывали случаи, когда мы выходили из квартиры, он подбегала к открывающейся двери, просовывала голову наружу и своими чуткими ноздрями втягивала пьянящий, заманчивый, свежий ветерок. Но переступить порог не решалась, хотя мы ей пытались помочь ей, осторожно подталкивая к выходу.
И вот однажды, когда был открыта балконная дверь ( а мы жили на первом этаже), Багира вышла на балкон, вспрыгнула на перила и осторожно, словно боясь обжечься, ступила на толстую ветку вьющегося винограда, и по ней будто по веревочному трапу, спустилась на землю. Это была ее первая встреча с настоящей природой. Трудно описать ее поведение. Высоко поднимая мягкие , чувствительные лапки, как не тренированный человек на массажный коврик для йогов, она наступала на зеленые иголочки травы. Багира вздрагивала от каждого еле слышного шороха, пугалась его и нелепо подпрыгивала вверх. Любое постороннее движение, шелест листьев, хруст сухой веточки, гул подъезжающей машины, вызывали у Багиры панический страх.
-2-
Но видимо животному легче преодолеть себя, чем человеку. В начале Багира принюхивалась к каждой травинке, и, найдя нужную, осторожно откусывала ее и съедала. Затем прошла на площадку с песком, вырыла ямочку, справила свои естественные потребности, загребла и во всю прыть понеслась домой. Опять по той же виноградной лозе залезла на балкон, а оттуда – в комнату. Она была довольна своим выходом в «люди» и громким мурлыканьем спешила поделиться с нами своей радостью. Потом она обвыклась с этим маршрутом, и больше нам со своими туалетными надобностями хлопот не доставляла.
В общем-то, Багира была отчаянной и смелой кошкой. Всегда защищала свою территорию как на балконе, так и на земле. Даже собак не боялась. Если только какая-нибудь из них приближалась к дому, Багира делала головокружительный прыжок прямо с балкона на землю и становилась в угрожающую позу. От такой стремительной атаки собаки чаще всего убегали, не говоря уже о кошках. По натуре Багира была прирожденной охотницей. Она ловила все подряд, что двигалось, не исключением были тараканы. А однажды, когда мы завтракали, кошка принесла прямо на кухню, где-то пойманную на улице мышку, положила на пол перед газовой печкой и посмотрела на нас с таким вызывающим видом: «Мол, смотрите, я тоже не тунеядка. Давайте, готовьте жаркое». А когда сыновья с ней игрались, входила в такой охотничий азарт, что подпрыгивала на дразнящую ее руку, чуть ли на полный рост человека, и цеплялась за одежду мертвой хваткой. Правда, никогда не превышала своих усилий, не выпускала сильно когти и ребята обходились при игре с ней без травм.
Как-то раз мы решили всей семьей поехать на дачу с ночевкой. Оставлять нашу любимицу на два дня без присмотра нам не хотелось, и мы взяли Багиру с собой. Постелили в большой дермантиновой сумке платок, по удобнее посадили ее туда, и пошли на автобус. А ехать до Зеленой Рощи, где находилась наша дача, было далеко - километров двадцать. Сначала кошка вела себя спокойно: сидела в сумке, чуть высунув голову, с любопытством посматривая вокруг. Но чем больше заполнялся людьми автобус, тем сильнее Багира проявляла свое беспокойство. Она уже изо всех сил пыталась вырваться наружу. Наши усилия подчинить ее волю своей, успеха не приносили. Кошка уже не молча сопротивлялась насилию над собой, а начала потихоньку подавать голос. Чем мы с ней сильней боролись, тем громче и раздражительней она мяукала. Пришлось Багиру вытащить из сумки и взять на руки. Ее глаза были широко раскрыты, язык высунут. Она то и дело вырывалась из рук, залезала на плечи и даже на голову и при этом противно, как могут только кошки, мяукала. Видимо, угарный газ, духота и теснота в салоне совсем вывели животное из душевного и физического равновесия.
Багира подняла такой переполох, что мы всерьез стали опасаться за ее здоровье: часом не взбесилась ли она? И только когда мы подняли кошку к окну, она немного успокоилась. И вот конечная остановка – Зеленая Роща. «Ну, теперь, - решили мы, - станет легче. На свежем воздухе Багира спокойно будет сидеть в сумке». Мы двинулись в путь.
Но не тут-то было. Не успели мы отойти от остановки и полсотни шагов, как Багира выпрыгнула из сумки и побежала в лес. Нам с трудом удалось ее оттуда выманить, но сидеть в сумке она наотрез отказалась. Самое интересное, что Багира не шла, как говорят, прямым курсом за нами, и в то же время не хотела ни сильно отставать, ни бежать вперед.
Она, то металась из стороны в сторону, То надолго заходила вглубь чужой дачи, и нам почти в буквальном смысле приходилось ее «выкуривать», а совсем отставала далеко-далеко и мы терпеливо ее поджидали.
Багира целиком и полностью навязала нам свою кошачью волю. И мне пришлось убедиться в том, кошка, казалось бы, самое-самое домашнее животное, но хуже всех «братьев наших меньших» поддается дрессировке. Короче, Багира диктовала нам свой темп ходьбы. А идти было довольно-таки далеко – около трех километров.
-3-
Как только мы пришли на дачу, кошка почувствовала себя значительно лучше. Она быстро освоилась с закоулками нашей хибары, даже стала уходить в лес, который вплотную подступал к постройке, гонялась за бабочками, всякими жучками, пыталась охотиться за птицами, которые то и дело залетали в наш сад. Вскоре, утомившись от дорожных передряг, перемены места жительства, Багира улеглась на кровать, свернувшись калачиком и крепко уснула. А мы занялись своими делами.
Где-то к вечеру на небе появились темные облака. Ветер.-.предвестник грозы – тревожно пробежал по верхушкам деревьев. Раз, второй, третий. И тут же затих. С юго-запада грозовые тучи стремительно заволакивали небо. Все отчетливее и отчетливее просматривались сверкающие зигзаги молний. Слышались тяжелые вздохи далекого грома. Деревья застыли в напряженном ожидании. Это предчувствие грозы передалось и нам. Когда тучи полностью закрыли небо, стало совершенно темно. Мы всей семьей кое-как собрали урожай, занесли его в домик, и стали ожидать начала грозы. Она-то и не заставили себя долго ждать.
Резкий порыв ветра, словно вырвавшись из засады, с такой силой захлопнул открытую настежь дверь, что невольно вздрогнули. Мы стихии сопротивляться не стали, а только закрыли дверь на засов. Багира только открыла глаза, сладко потянулась и снова заснула. Через минуту ослепительно сверкнула молния, пророкотал гром, и дождь крупными каплями забарабанил по крыше. От этого шума Багира проснулась и тревожно замяукала. Жена взяла ее на руки, погладила по спине и кошка на какое-то время успокоилась.
В нашей избушке стало совсем темно. Наступил вечер. Так как у нас другого источника света не было, мы зажгли парафиновую свечу. Но сильный ветер проникал во все щели, то и дело задувал ее. Дождь лил, не переставая. А гром будто перекатывался с одной стороны крыши на другую, гремел, казалось прямо над нашими головами. Ждать окончания грозы мы посчитали бессмысленным и решили лечь спать. Но не успели закрыть глаза, как услышали, беспокойное мяуканье Багиры и какие-то непонятные звуки. По всему чувствовалось, что в домике есть кто-то посторонний, и этот посторонний явно не нравится кошке. Я взял фонарик, посветил по всем углам и в одном из них за ножкой стола увидел притаившеюся полуметровую гадюку. Багира высоко выгнув спину, держалась от нее на приличном расстоянии, и тоже угрожающе шипела. Другого выхода не было, пришлось убить не прошенную гостью. Спать внизу на кроватях мы уже не решились, но и ждать утра, не смыкая глаз, перспектива не из приятных. И тут кому-то пришла идея, перебраться на чердак.
Сыновьям Ивану и Андрею эта затея безумно понравилась. И они в мгновение ока залезли туда и начали готовить постель. Трудней было жене. Она без лестницы на чердак не могла взобраться. С шутками, прибаутками мы помогли проделать ей эту не совсем приятную процедуру. Возбужденные от встречи с опасностью, сильной грозой, необычного ночлега, мы, естественно долго не могли заснуть.
И только появилась первая дрема, как тут взбунтовалась Багира. Оказывается, мы ее забыли внизу, а она ни в какую не хотела мириться с таким положением. Кошка металась из стороны в сторону, мяукала, пыталась по стене взобраться на чердак, но это у нее не получалось. И нам ничего не оставалось делать, как забрать Багиру к себе. Она покорно легла у наших ног и мелодично замурлыкала свою бесконечную песню.
Гроза начала утихать, но дождь лил, как из ведра. Под его размеренный шум мы заснули. Разбудили нас первые лучи восходящего солнца. И когда я проснулся, сладко потянулся, и сразу ощутил руками, мягкий комочек безмятежно спящей Багиры. Она снова спала у нашего изголовья.
Прошло немногим не более полугода. Настала весна. Под окнами нашей квартиры мартовские коты распевали серенады. Они настолько были призывными, что никакая кошка не могла бы устоять от соблазна поближе познакомиться с настойчивыми

-4-
кавалерами. Багира все чаще и чаще уходила из дому. С начала надолго и недалеко. Она спускалась с балкона по виноградной лозе, деликатно обнюхивалась с незнакомыми котами. Но стоило какому-то из них проявить мало-мальски серьезные намерения, как Багира черной молнией взлетала на балкон. Сразу забегала в комнату, виновато смотрела в глаза, ласково терлась о ноги и загадочно мурлыкала. Но проходило совсем немного времени, как кошка снова убегала из дому. С каждым днем ее свидания становились все продолжительней и продолжительней. А однажды ее не было около трех дней. Сыновья да и мы с женой не шутку переполошились. Высказывались самые мрачные предположения: кошку убили какие-то агрессивно настроенные сорванцы, загрызли бродячие собаки, или Багира далеко отошла от дома и заблудилась в наших железобетонных джунглях.
Уже к концу подходил третий день Мы с женой возились на кухне. Вдруг квартиру огласил радостный крик сыновей:
-Багира вернулась! Багира вернулась! – кричали они в один голос.
Кошка сразу прибежала на кухню и стала жадно пить воду. Когда напилась, начала мяукать, а это означала: дайте что-нибудь поесть. Ребята подсовывали ей, то кусочек колбасы, то мясную косточку (тогда такую роскошь мы еще могли себе позволить). Багира принимала все это с благодарностью, виновато поглядывала на нас, но ела с завидным аппетитом.
Радости сыновей не было предела. Они часами не отпускали ее с рук. Багира отвечала им взаимностью – громким мурлыканьем. После этого случая кошка уже никуда не отлучалась надолго. А вскоре мы увидели, что у Багиры округлился живот. И нам стало ясно, что в недалеком будущем она станет матерью. И чем ближе подходило время родов, тем беспокойней вела себя Багира. Мы соорудили из картонного ящика «родильное отделение», которое, кстати, кошке понравилось. А не прозевать появления потомства, мы поставили ящик прямо у изголовья, что, как нам показалось, устраивало и Багиру. Она уже помногу не ходила, почти совсем не игралась, а все больше лежала и с тревогой поглядывала на нас. Еще бы! Это у нее были первые роды.
Случилось все поздней ночью, когда мы крепко спали. Меня разбудило жалобное мяуканье Багиры. Я встал и включил свет. Кошка уже не спала, лежала, словно отрешенная в своем родильном отделении, а рядом с нею маленький котеночек. Он безусловно, совсем не похож на свою красавицу мать – просто бесформенный маленький, весь покрытый слизью, черный комочек. Багира, не поднимаясь, принялась его облизывать. Потом через равные промежутки времени появился второй, третий и, наконец, четвертый котенок. В итоге «наша семья» пополнилась четырьмя малышами.
После родов Багира принялась энергично, я бы сказал, даже яростно, приводить своих детей в порядок. Котята постепенно высыхали и становились забавными, беспомощными, симпатичными существами.
А какой заботливой матерью была Багира! Она не допускала даже малейшей неряшливости. Если же какой-то котеночек выпачкивался (а после материнского молока они это делали довольно часто), она подтягивала котенка зубами, потом придерживая его лапами, облизывала все мыслимые и не мыслимые места. Как-то раз мы забыли в ящике Багиры поменять подстилку, смотрим, а она уже перетащила котят на диван и там играется с ними. Пришлось исправлять свою оплошность и восстановить статус «кво». Котята росли крепкими, здоровыми и красивыми. Они все чаще и чаще стали уходить из своего родильного отделения, что раздражало Багиру. И она зубами приносили их обратно.
Все шло хорошо. Mы не могли нарадоваться малышам. К Багире тоже не было претензий, она никогда не оставляла своих детишек без присмотра. Но как-то раз она вышла опять же через балкон на улицу и … исчезла. Котята в начале вели себя спокойно, но, когда проголодались, подняли такой шум, что мы не на шутку перепугались. А Багиры
-5-
Все не было и не было. Малыши стали сразу беспомощными, грязными и жалкими. Они настойчиво и громко звали свою мать. Но тщетно. День уже подходил к концу Это противоречило самой природе ( животные, не в пример людям, почти никогда не оставляют без присмотра своих детей)). Предположение было одно: с Багирой произошло какое-то несчастье.
Наступил вечер. Котята от мяукания, а если быть более точным, от отчаянного крика совсем обессилили. Самостоятельно есть они еще не могли. Надо было что-то предпринимать. Благо дома оказалось молоко. Мы его подогрели и пытались накормить из чашечки. Но не тут то было. Котята беспомощно тыкались мордочкой в молоко, но в рот им ничего не попадало. Пробовали из соски. Безрезультатно. Только облили, а от этого их вид стал еще обреченней. Тогда я обмакнул палец в молоко и поднес его ко тру одного котенка. Эврика! Его шершавый язычок стал слизывать молоко. В кормление включилась вся семья. Немного насытившись, измученные котята наконец-то заснули. Но сон их был чутким и тревожным.
Рано утром котята повторили свой концерт. Мы снова приготовились к мучительному кормлению. На всякий случай вышли с сыновьями на балкон, что бы еще раз безо всякой надежды позвать кошку. И – чудо. Через пустырь со всех ног несется наша Багира. Я никогда не видел такого стремительного бега. На балкон она не влезла, а буквально взлетела. Какой трогательной было ее встреча с котятами! Как Багира обхаживала их, как ласкала. Всем своим видом и действиями показывала, что просит прощения за свой необдуманный поступок. А что это был за проступок, наверное, навсегда останется тайной за семью замками.
А когда котята подросли, стали свободно разгуливать по квартире, все соседи, друзья сыновей, которые к нам заходили, уверяли, что обязательно возьмут к себе по котенку. Даже делали предварительный отбор, кому, какой малыш больше нравится. Особенно мы надеялись на детвору. Поэтому думали, что с дальнейшей судьбой потомства проблем не будет. Но мы ошиблись. Как только котята подросли и были готовы перейти на самостоятельные хлеба, оказалось, что одному обзавестись котенком не разрешают родители, другому не предвиденные обстоятельства, а третий передумал вовсе. С большим трудом нам удалось определить малыша в хорошие руки.
Мы с женой решили, что вторых родов Багиры мы уже не осилим. И стали подумывать о том, чтобы в тайне от сыновей, передать нашу общую любимицу в надежные и заботливые руки. Хотели, чтобы ее новый хозяин жил в новом доме или в деревне. А тут подвернулся случай. К нам в гости приехала из села одна хорошая знакомая, которой Багира понравилась с первого взгляда, вдобавок, в доме, где она жила, завелось несметное количество мышей. И опять же втайне от сыновей мы совершили акт передачи Багиры в хорошие руки. А для них разработали более-менее правдивую версию, что, мол, кошку похитили нехорошие дяди, когда она бегала по улице. А еще договорились о том, что если сыновья будут настаивать на приобретении новой кошки, то будем брать только кота, то есть особу мужского пола. Так в нашей городской квартире появился Маркиз.

И. Чалый

М А Р К И З

Его мы подбирали основательно. Не хотелось брать котенка у незнакомых людей. И нам повезло: наша соседка с третьего этажа сказала, что у кошки Катьки скоро будут котята. Мы решили подождать. Наконец, младший сын Андрей сообщил, что Катька «родила» и он уже присмотрел котенка. Осталось только повременить, пока малыш подрастет. Андрей чуть ли ни каждый день бегал узнавать: как идут дела у нашего подопечного.

-6-
Время шло незаметно. Мы на домашнем совете устраивали целые словесные баталии по поводу имени новорожденного. Было много всяких вариантов, но не хотелось, чтобы животное носило человеческое имя: типа Борьки, Васьки и так далее. Остановились на Маркизе, а ласково – Кузя, что было в этом созвучного – до сих пор не пойму. Но на том и остановились.
Наконец Маркиз перекочевал на новое место жительства, то есть к нам. Котенок действительно был симпатичным: серый с черными полосками, как у тигра…
Прошло с полгода, Дело шло к зиме. В то время старший сын Иван уже служил в национальной гвардии Украины в Житомире, а меня послали на курсы повышения квалификации радиожурналистов в Киев, с Маркизом приключилась беда: котенка парализовало. Об этом я узнал из телефонного разговора с женой.
« Что с ним случилось, я даже не пойму, котенок вдруг «упал» на ноги и не мог ходить,- рассказывала она,- и, представляешь, стал ползти на животе ко мне и сыну, жалобно мяукал, словно взывал о помощи».
Что было дальше, я узнал более подробно после возвращения из служебной
командировки. А было это так: жена без раздумий схватила котенка на руки и вместе с
сыном повезли Маркиза в ветлечебницу, где его осмотрели, сделали необходимые уколы,
сказали, что будет жить, но необходимо серьезное лечение. Ветврач выписал кучу
короче говоря, шла серьезная борьба за жизнь котенка. Сложность лечения еще
заключалась в том, что Маркизу нужно было делать уколы, а делать их ни сын, ни жена
не умели. Пришлось обратиться к той самой соседке, у которой взяли котенка: она
работала медсестрой в больнице. А Любаша, как женщина добрая и веселая сказала:
«Что за вопрос? Я же его крестная!» И безвозмездно, всегда с шутками, прибаутками
выполняла свою гуманную миссию, пока Маркиз не поднялся на ноги. Когда я приехал из
Киева, котенок уже бегал и резвился, но, к сожалению, позвоночник полностью так и не
распрямился. Маркиз на всю жизнь остался немножко горбатым.
В отличие от Багиры это был спокойный, я бы сказал, уравновешенный и на удивление
Очень разговорчивый и умный кот. Если мы его о чем-то спрашивали, он отвечал
своеобразным мяуканьем, а иногда и сам заводил «разговоры» в кавычках. Со временем
мы прекрасно друг друга понимали.
Младший сын Андрей серьезно взялся за его дрессировку. Хотя мы мало верили в успех,
зная своенравный характер этих животных. Но Маркиз беспредельно верил сыну,
старательно выполнял его приказания. Больших вершин кот не достиг, но кульбит, лежа
на полу выполнял превосходно. Причем, всегда с ленцой, а точнее сказать – с неохотой.
Обычно он делал кульбит в пол оборота и выжидательно смотрел. Если не слишком
настаивали или ему не очень хотелось, мог без угрызения совести вернуться в
первоначальное положение.
Но когда у Маркиза было хорошее настроение или ему не терпелось заработать лакомый кусочек мяса или колбаски, он делал полный кульбит, резво вскакивал, высоко поднимал хвост и услышав от Андрея похвалу: «Какой молодец!», быстро бежал на кухню, где и получал обещанное вознаграждение. Маркиз мог также при просьбе подать лапу, выполнял команду: « Сидеть».
Еще одно качество кота, хотелось отметить особо – это его порядочность и даже скромность. Он никогда не позволял себе при любых условия доходить до воровства, залезать на кухонный стол, и даже если кто-то случайно забыл на скамейке мясо или еще что-нибудь съедобное, Маркиз вел себя ,как истинный джентльмен и без разрешения ничего не трогал.
Знакомство Маркиза со своими соплеменниками проходило совсем по другой схеме, чем у Багиры. Он подолгу сидел на перилах балкона под зелеными листьями винограда и наблюдал за котами-старожилами, которые безраздельно господствовали на всей территории возле дома.
-7-
Бывали случаи, когда они по какой-то причине отсутствовали, тогда Маркиз спускался вниз по виноградной лозе и осторожно обходил свои будущие владения. Как только появлялся какой-то беспредельщик , наш кот не убегал, а с присущим ему достоинством, медленными шагами отходил к дому, под самый балкон и выжидал, что будет дальше, при этом, видимо, обдумывал пути к отступлению. При появлении малейшей опасности, он мгновенно вскарабкивался по виноградной лозе на балкон. Если же потерявший всякую бдительность «чужак» пытался последовать за ним, (а такие случаи бывали), Маркиз сразу же вступал с ним в жестокий поединок и дрался до тех пор, пока непрошеный гость с позором не убегал прочь.
Особые отношения сложились у Маркиза со старым и могучим котом, который чем-то напоминал слепого Пью – пирата из кинофильма «Остров сокровищ». Разодранное ухо, заплывший левый глаз, мощный торс и уверенная походка сразу вызывали у других котов страх и уважение. Они при выходе «пирата» на арену, незамедлительно спешили ретироваться. Но об этом немного позже
Пришло время любовных утех. Маркиз вначале робко, потом все смелее и смелее стал бороться за свою территорию, за утверждение своей личности. На первых порах он вступал в поединок с более молодыми и неопытными котами. Схватки были непродолжительными, но предшествовали этому такие громкие и устрашающие вопли, что люди с верхних этажей были вынуждены разгонять всю эту воинствующую братию водой.
Маркиз уже к этому времени выбрал себе симпатию – молоденькую белую кошечку с рыженькими пятнышками по бокам. Они подолгу сидели друг перед другом без всяких видимых выражений своих чувств, всем своим видом показывая безразличие друг к другу,
да вот и встретились как-то случайно, посидим, покалякаем о том , о сем, да и разойдемся. Но стоило какому-то коту приблизиться к подружке Маркиза, как он мгновенно взъерошивался, становился в боевую позицию, и если этого для его соперника не хватало, бесстрашно бросался в схватку. Иногда бой принимал такой ожесточенный характер, что приходилось вмешиваться и нам. Правда, сын Андрей часто не разрешал этого делать, дескать, пусть привыкает побеждать. Но бывало, противник превосходил нашего любимца в силе и тактике. И что интересно, когда соперник укладывал Маркиза «на лопатки», наш кот, лежа на спине, вцепившись когтями противнику в грудь, не хотел отпускать своего обидчика и стоял до победного конца. А в случае нашего вмешательства, когда ошеломленный нарушитель мирного сосуществования, позорно покидал поле боя и перепугано нырял в подвал, Маркиз с безумной храбростью бросался за соперником, и чем там заканчивалась схватка, трудно сказать.
Но через некоторое время Маркиз Возвращался Домой, с победоносным видом шествовал на кухню, жадно пил воду и срочно требовал чего-нибудь вкусненького, калорийного. После трапезы тщательно чистил шерсть, зализывал раны, короче говоря, приводил себя в порядок. Через время история повторялась.
Совсем по другому Маркиз вел себя с «пиратом», с этим разбойником с большой дороги, с котом, у которого разорвано ухо. Я никогда не видел, чтобы наш кот вступал с ним в открытый конфликт. Он ходил буквально по пятам за «пиратом», постоянно придерживаясь дистанции трех четырех шагов. Если тот важно прогуливался, Маркиз шел за ним следом, «пират» садился наш кот располагался где-то неподалеку. А когда конкурент уходил совсем, Маркиз сопровождал его почти до соседнего дома. Это было похоже на принудительное вытеснение противника. И Маркиз победил.
Уже давно не вижу его соперника возле нашего дома. Территория стала относительно свободной. А однажды Я увидел нашего Маркиза с тыльной стороны соседского дома. На мягкой зеленой траве сидела та самая красивая белая кошечка с оранжевыми пятнами на боках в окружении четырех котиков точь-в-точь похожих на нашего кота. Маркиз

-8-
прогуливался неподалеку, как тот кот из известного мультика, который гуляет сам по себе. И всем своим независимым видом говорил: «Ну, а я тут причем? Пусть воспитывает!» Я не поверил в такое равнодушие и подозвал Маркиза к себе. Он меня узнал, степенно подошел, потерся об штанину и самодовольно мурлыкнул: «Ну, и как мои сорванцы? Не правда ли, хороши»!

г. Луганск, 2001-2004 годы

ИВАН ЧАЛЫЙ, ЧЛЕН МЕЖРЕГИОНАЛЬНОГО СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ УКРАИНЫ И МЕЖДУНАРОДНОГО СООБЩЕСТВА ПИСАТЕЛЬСКИХ СОЮЗОВ

РАССКАЗ «СОБАЧИЙ ЛАЙ ИЛИ БЕСПРИЗОРНИКИ»

Лето выдалось в этот год очень жарким, Солнце светило так ярко, как будто в последний раз. Воздух был до того горячим, что порой казалось, будто ты находишся возле доменной печи во время выпуска плавки. А далекие голубые дали были похожи на желтоватое полупрозрачное стекло и такое хрупкое, что стоит надавить на него пальцем и оно разлетится на тысячи мелких кусочков. И сразу на тебя хлынет поток невидимой беспощадной жары.
Я находился в это время на своей даче, выбрав самую теневую сторону от небольшого домика и обливаясь потом, мастерил форточку для окна. Да, забыл отметить немало важную деталь: когда я подходил к даче, меня насторожил настойчивый собачий лай со стороны соседнего участка, который не так давно приобрел какой-то прыткий бизнесмен и вел там, причем довольно активно, строительные работы. На объекте постоянно стучали молотки и топоры, то и дело подъезжали машины со строительными материалами, разгружались и очень быстро возвращались с новыми порциями песка, цемента, кирпича или бетона.
Я, грешным делом, подумал, что этот безжалостный бизнесмен приобрел ту лающую собачонку, посадил на цепь, чтобы она обучалась злости и ненависти к человеку и надежно охраняла хозяйские владения. Увлеченный работой я порой отвлекался от уже начавшего надоедать собачьего лая, и занимался бесконечными дачными работами, которым, как известно, нет ни конца, ни края. Но в блаженные минуты отдыха, когда я садился в тени беседки, с удовольствием пил прохладную воду, наслаждался бездельем, давая покой уставшим мышцам, особенно досаждал собачий лай. В отдельные моменты он был до того отчаянным и безысходным, что бросить все и пойти посмотреть, что там случилось с собакой.
Потом лай затихал, но ненадолго и через некоторое время возобновлялся с новой силой. Иногда этот собачий плач переходил на скулеж, как это бывает, когда животное в чем-то провинилось и просит прощения. Я уже вслух начал высказывать свое недовольство в адрес жирного толстосума за жестокое обращение с животным. Не знаю, почему я считал его жирным и толстым, ведь я этого человека даже не видел. Но, к счастью, мой рабочий день на даче подошел к концу и, опять же сопровождаемый собачим лаем, уехал в город.
И каково же было мое удивление, когда на следующий день мы с женой приехали на дачу. Первое на что мы невольно обратили внимание – настырный, истощенный собачий лай. Слушать его, уже не хватало терпения, особенно я моей супруги. И мы
-9-
незамедлительно отправились на место происшествия. По мере приближения, я стал понимать, что событие происходит не на даче предпринимателя, а рядом, на прилегающем к его владениям участке, заброшенном и заросшим буйной порослью молодых деревьев. А лай собачий, возобновлялся с новой силой, но уже с какой-то тоскливой надеждой в голосе.
Когда я пробрался сквозь густые, колючие заросли терновника вглубь, то, что я увидел , поразило меня до глубины души. Из синтетического прочного белого мешка выглядывала маленькая, с выпученными, наверное, не столько от природы, сколько от страха, собачья головка. По нашим предположениям, чтобы избавиться от этой бедолаги, какой-то варвар хозяин непонятно за какие провинности забросил собачку в мешок, крепко-накрепко завязал и выбросил в заброшенный сад. Невольная пленница каким-то невероятным образом прогрызла мешковину, но ей удалось через него только просунуть голову. Увидев меня, она радостно заскулила.
Развязать мешок сразу или разрезать не было никакой возможности. Разъяренное животное могло в любой момент укусить за руку. Но надо было что-то делать. Первое, что предложила жена, это напоить собаку водой. Не исключено, что пробыв столько времени в плену, она могла бы взбеситься. Хотя внешних признаков не было видно.
Пришлось возвратиться на свою дачу, найти посуду для воды, прихватить с собой нож и длинную палку. ( Надо же как-то освобождать животное из плена). Когда мы вернулись назад, пленница уже не лаяла так неистово. Налив в зеленую пластмассовую миску воды, я осторожно подсунул ее собачке. Она с жадностью стала лакать живительную для нее жидкость, то и дело искоса поглядывая на нас большими коричневыми глазами полными благодарности.
Утолив жажду, собака как-то умудрилась втянуть голову назад в мешок, и начала там что-то лизать. И, о, ужас, потому, как зашевелился мешок, раздались какие-то непонятные звуку, мы с женой поняли, что у нее там маленькие только что родившиеся щенята. Это обстоятельство возмутило нас еще больше. До чего же изощренной может быть человеческая натура. Это же надо додуматься до такой жестокости? Я загорелся еще большим желанием освободить собаку. Привязав к длинной палке нож, я пытался разрезать мешок. Кстати сказать, собачка принадлежала к какой-то элитной маленькой породе. Поэтому сделать в мешке ножом еще большую дырку в мешке, не увенчалась успехом. Весь этот груз поднимался с мешком, даже маленького разреза не получалось. Короче, и эта попытка освободить пленницу, окончилась безуспешно.
Тогда я решил попробовать еще раз, развязать мешок руками. Дело, конечно, довольно рискованное. Опасность быть укушенным подстерегала каждую секунду. Как только я протягивал руку к мешку, собака начинала угрожающе рычать и лаяла еще сильнее. Придерживая мешок палкой, мне все-таки удалось дотянуться до завязки. Я стал осторожно распутывать узел. К счастью, узел был затянуть не сильно. И что удивительно, несмотря на то, что собака продолжала рычать и лаять, но агрессивности по отношению ко мне, не проявляла, а смотрела даже с благодарностью. Когда наконец-то мне удалось развязать мешок, собака осторожно вылезла из него, и сразу же стала вытаскивать из него своих щенят. Их было три маленьких беспомощных комочка. Как только их облизала, в тот же час перетащила щенят на более сухое место.
Поняв, что нам уже больше нечего здесь делать, мы принесли всякой еды, на которую бедная пленница набросилась с особой жадностью, ведь мало того, что она сама была голодная, но ей наверняка, нечем было кормить свое потомство. Не став ожидать пока животное насытится, мы с женой ушли с чувством исполненного долга.
После этого собачий лай надолго затих. Несколько дней маленькая пленница прибегала ко мне на дачу за подкреплением. Пришлось поставить ее на довольствие и каждый день кормить. А однажды собачка пришла не одна, а вместе со своим семейством – тремя

-10-
щенками. Они значительно подросли и уже начинали есть самостоятельно. Найда, так мы прозвали собачку, в один из своих визитов вела себя довольно странно, она все
порывалась куда-то бежать и будто приглашала меня с собой. Я пошел. Она привела меня в густые заросли. Там я увидел большую корягу, а под ней, будто в глубокой норе, уютно разместились три ее малыша. Поняв, что я для них не представляю никакой угрозы, они вылезли из своего укрытия и начали резвиться, повизгивая от удовольствия.
Окончилась эта непростая собачья история, также необычно, как и началась. Несколько дней Найда не приходила ко мне в гости. Я забеспокоился и пошел к месту ее укрытия, но никого там не увидел. Тщательные поиски не принесли никаких результатов. К счастью, я встретил предпринимателя, можно сказать соседа по даче, который развернул на своем участке активное строительство. Им оказался добродушный подтянутый мужчина лет 45-50, короче совсем не таким, каким я видел его в своем воображении. Он поздоровался. Я поинтересовался: не видел ли он здесь дружное собачье семейство? На что он ответил :
- Как не видел! Они у меня на усадьбе. Я прикупил себе еще два бесхозных участка, так что думаю, им там будет не тесно. Кстати, я слышал, вы как-то называли собачку?
- Найда, - ответил я. – Мы же ее нашли, поэтому лучше клички и не пришло в голову.
- А что? Неплохо,- согласился сосед.
Немного подумав, добавил:
- Наверное, и мы так будем ее называть. А что? Совсем неплохо – Найда.

З В Е З Д Ы У М И Р А Ю Т В ОД И Н О Ч К У

Новелла

Земля почувствовала явные признаки атипичной пневмонии. Начала подниматься температура окружающей среды, появились симптомы одышки. Планета еще не знала, что стало причиной тяжелого недуга. Возможно, это последствия того, что ее почти шестимиллиардная армия детей безрассудно и методично высасывала из недр: газ, нефть, воду, извлекала всевозможные твердые соединения, начиная от железной руды, кончая золотом и драгоценными камнями. Потом из этих полезных ископаемых создавала бесполезные, с ее точки зрения, изделия. Бесконечное количество их разновидностей: от миниатюрных и простых, порой довольно примитивных машин до гигантских и мощных самолетов и космических кораблей, паровозов и пароходов, грандиозных гидроэлектростанций и объектов атомной энергетики и так далее и тому подобное.
« Короче, если даже я, Земля, с моим древним возрастом стану перечислять то, что придумал и построил за время моего существования человек, на это уйдет уйма времени».
Земля в последние века нередко задумывалась: зачем она создала человека? Она и не предполагала сколько забот и хлопот, а больше вреда будет он ей приносить, благодаря своей неуемной и бурной фантазии. Несмотря на солидный возраст, Земля не могла и до сих пор не может понять людей. Зачем они рвутся к бешеным скоростям, безрассудно пытаются покорить безвоздушное пространство, Великий Космос, где рано или поздно погибнут от недостатка кислорода, мечтают долететь до далеких Галактик, К счастью, кроме как до поверхности Луны им пока еще не удалось добраться.
«Как они не понимают, - думала Земля, - что и мне иногда хочется навестить красавицу Венеру, заглянуть в гости к загадочному и элегантному Сатурну, посетить владения неугомонного Марса, побывать в созвездиях Козерога, Водолея, Девы, а может достичь и других Галактик, о существовании которых человек и не подозревает».
Только в этой безумно бушующей Вселенной у каждого свое предназначение. Земля, например, твердо знает одно: стоит ей сойти с точно проложенной, вернее, предоставленной Всемогущим Космосом орбиты, она неизбежно погибнет, а вместе с ней и все человечество со своей доморощенной цивилизацией.
«Как они, люди, не понимают, что Вселенная похожа в миниатюре на хорошо отлаженный часовой механизм, - размышляла Земля, - стоит сломаться одному маленькому зубчику в шестеренке, как часы, отсчитывающие Вечность, остановятся. И все ухищрения изменить принцип отсчета времени, к примеру, на электронный, ни к чему не приведут. У Вселенной свои Часы, своя точка отсчета»…
.А ведь в самом деле планета Земля по сравнению со Вселенной – песчинка, летающая в бесконечном Космосе. Ее предназначение – вращаться до срока определенного законами Всемирного тяготения. Стоит нарушить их каким-то внеземным силам – гибель планеты неизбежна. Этой потери Галактика даже не заметит.
Звезды, как и люди, рождаются и умирают в одиночку.
Земля в миниатюре – копия Вселенной. А в чем предназначение на ней человека? Этого, наверное, древнейшая планета так и не может до сих пор понять. Как не может понять и того, почему мы, люди, в сущности, ее дети, стремимся ускорить ее старение, а может даже и смерть.
« Видимо, не смогла я, Земля, вложить в ваши тела, души того жизнеутверждающего начала, какое присуще всем звездам Вселенной – излучать свет. Где-то я посчиталась в человеке, даже в необходимости его существования».
Трудно не согласиться с моей мудрой собеседницей. Ни одно живое существо, населяющее Землю, не наделено столь само уничтожающей силой и агрессивностью, как человек. Присмотритесь по внимательней к жизни даже самых хищных животных: они убивают свои жертвы чаще всего только ради того, чтобы продолжить свой род на земле. Совсем редки случаи, когда бы насытившийся лев или тигр затронул проходящую мимо антилопу. Даже кровожадный крокодил после сытого обеда не набросится на пьющих рядом из водоема буйволов или газелей. У хищников очень редко бывает, чтобы ожесточенная схватка за главенство прайда или стаи заканчивалась смертельным исходом. Они как-то умеют сохранить мир в дикой природе, пусть жестокий, пусть не всегда постоянный, пусть не утвержденный грозными законами, но все же намного уравновешенней и справедливей, чем он существует в человеческом обществе.
Казалось бы, почему львам не объединиться в огромные прайды и начать охоту на стада антилоп с единственной целью – их уничтожения и только потому, что последние не обладают такой мощной силой, ловкостью и мертвой хваткой зубов? Хищники, если и проводят коллективную охоту, то совсем в небольшом количестве и только ради удовлетворения биологической потребности, пополнения жизненных сил. В остальное время хищники и жертвы мирно сосуществуют. А в период засухи их нередко можно увидеть вместе, пьющими воду из одного источника. Суровая жизнь и природа научила животных терпимости друг к другу.
Земля думала, что наделила человека хотя бы такими качествами, но она ошиблась. И выходит, что выражение «закон джунглей» больше подходит к человеку, чем к животному миру. Только он, этот закон, в людской среде более жестокий и более изощренней. Взять, хотя бы те же войны или участившиеся в человеческом обществе террористические акты.
«Я, - размышляла Земля, - дала возможность человеку издавать членораздельные звуки, он превратил их в слова, научился разговаривать, сконструировал стройную речь, способную при помощи звуков передавать мысли, размышления, чувства, а порой и приказы не только на расстояние слышимости человеческого голоса, а и масштабах Вселенной, учитывая современные средства коммуникации и связи. Создал сотни различных языков, хотя по идее на Земле должен быть один язык общения, и ни в коем случае не становиться причиной войн, распрей, вражды. К сожалению, этого никогда не будет, по крайней мере, при нынешней цивилизации.
Как жаль, - вздохнула Земля, - что человек весь свой ум направил на мое истощение, загрязнение, уничтожение. Неужели вы, люди, не понимаете, что для меня не составляет большого труда стряхнуть вас, обнаглевших человечков со своей поверхности, превратив в пепел и прах»?
Чтобы доказать свою силу и мощь, земля лишь на несколько вздрогнула, как человек от удара кнута. На всей поверхности и особенно на участках Земли, которые человек называет городами, появились широкие трещины, глубокие изломы. В них начали оседать и проваливаться дома, другие здания складывались, как карточные домики, хотя они были построены из высокопрочных бетонных плит. Более крепкие строения раскачивались из стороны в сторону, готовые в любую секунду превратиться в груду развалин. Дрожали, а потом с громким треском лопались и осыпались, подобно сверкающему потоку хрусталя, оконные стекла и громадные витражи.
Из домов, охваченные паникой, с криком и воплями выскакивали люди. Несчастные, оставшиеся под развалинами , плакали, стонали, молили о пощаде. Немногим удавалось спастись. А новые подземные толчки, которые были сильнее первых, накрывали их более мощной разрушительной волной. Реки, моря, океаны стали выходить из берегов, гигантские цунами заглатывали, как громадное беспощадное чудовище, пытавшихся убежать людей. Смерть настигала их буквально на месте.
Взрывались трубы газо - и нефтепроводов. Рвались, сверкая тысячами молний, высоковольтные линии. От начавшихся пожаров, клубы черного ядовитого дыма заволокли горизонт. Уцелевшие от землетрясения люди, со страхом смотрели в небо, протягивали руки вверх, моля о пощаде. Но Земле их было не жалко.
« Эх, вы ничтожные, жалкие существа, - сетовала Земля. – Вы даже не знаете, у кого просить прощения. На меня вы должны молиться, ко мне обращаться за помощью. А небо ко всему этому не имеет никакого отношения. Оно всего лишь моя оболочка, мой антураж. Ну, как у женщины волосы или парик, которые благодаря вашим усилиям, стали редеть, выпадать, а местами появились плешины, в виде озоновых дыр. А вы в прямом и переносном смысле коптите небо, прилагая жалкие усилия оторваться от моей груди, моего притяжения, которым я вас, дураков, удерживаю на своей поверхности, спасая от неминуемой гибели!
А вы стараетесь вырваться за мои пределы, где вас ничего хорошего не ожидает, кроме черного, холодного и безжизненного Космоса. Ради мнимого всесилия вы продырявливаете ракетами и космическими кораблями защитный озоновый слой, давая простор жестоким, беспощадным солнечным лучам, которые могут выжечь все живое на моей поверхности, короче все то, чем вы живете и дышите. Ради стремительных скоростей, удовлетворения мещанских потребностей, ожирения физического и духовного вы уничтожаете мои подземные кладовые, в которые я миллиарды лет закладывала нефть, газ, уголь, всевозможные металлы и руды, драгоценные камни. Как вы не можете понять, что они не восполнимы! Доллары, стерлинги, фунты, марки, евро, рубли, гривни и прочие жалкие бумажки никогда не заменят моих богатств. Для печатания пуустопорожних банкнотов, вы уничтожаете ни в чем не повинные деревья, порою полдленько, исподтишка поджигаете целые лесные массивы, чтобы потом производить их дешевую вырубку. Вы, люди, как маленькие дети, наверное, уже никогда не повзрослеете. Одумайтесь, пока не поздно»!
После этих размышлений Земля погрузилась в мрачную задумчивость. Она все-таки решила пожалеть людей, хотя они, по ее мнению, этого не заслуживали. А вот сами землетрясения ей, старушке, приносили страдания. Движение пластов не проходит безболезненно. А если учесть на какую глубину, местами более километра, проник человек, выгрызая стальными машинами ее внутренности, добывая уголь, выкачивая газ и нефть. Оставшиеся пустоты, они, как раковые опухоли, болезненными метастазами поражаю все большие им большие территории.
Земля почувствовала, что опять переходит на бесполезный спор с человеком, тяжело вздохнула резкими порывами циклонов, и решила отдохнуть. Положение на орбите способствовало этому. Она подлетала на самое близкое расстояние к солнцу. Подставив свои бока, или то, мы люди называем полушариями, теплым солнечным лучам, Земля блаженно задремала и стала похожа на маленький беззащитный голубой детский шарик, который, медленно вращаясь вокруг своей оси, мчался по орбите навстречу своей Неизвестности…
А впрочем, почему неизвестности? Во Вселенной все рассчитано с предельной точностью по чьей-то скрупулезно разработанной схеме. Каждой планете, комете или другому космическому телу четко определены: орбита, температура поверхности, окружающей среды, жизненный или безжизненный Статус. И стоит нарушить хрупкое равновесие, наступит глобальная катастрофа. Люди редко задумываются над тем, по какому краю пропасти мы все ходим. Стремятся всяческими способами достичь сверх высоких температур, например, путем термоядерных реакций, не давая себе отчета в том, что это может быть началом конца, конца нашего существования. И совсем редко размышляют над тем, с каким трудом Земле приходится удерживать только одно температурное равновесие. В пределах плюс-минус 50 градусов.
« Вот и сейчас, - вздохнула Земля, - у меня температура повысилась всего на три градуса, и я уже чувствую недомогание. А если она поднимется на плюс-минус 30 градусов и в общей сложности будет составлять 90 градусов длительностью хотя с год, вряд ли что из живого останется вообще. Как бы не хотелось, чтоб такое случилось».
Погруженная в мрачные мысли, Земля почти задремала. Но неожиданно она почувствовала, как непонятное раскаленное тело вонзается в верхние слои атмосферы.
«Еще один искусственный спутник или космическая станция закончили свое существование, - констатировала Земля. – Хорошо, что не гигантский астероид или метеорит. А сколько их этих горошинок-спутников вращается вокруг меня? Как надоедливые оводы в жаркую погоду. Человеку все не верится, что его Главный Приют на Земле. Я его колыбель, начало и конец жизни»
Земле, если говорить откровенно, до фени, куда и с какими целями отправляемся мы, люди, в космические путешествия. В любом случае все они вернутся назад. Хотят они этого или не хотят. Видимо поэтому Земля дорожила и дорожит своими непослушными землянами, и никому другому их не хочет отдавать живыми или мертвыми. А человек настойчиво пытается вырваться из надежных и крепких объятий Матушки-Земли.
Придумал Бога, который якобы находится на небесах. Создал религию и не одну! И, наверное, столько, сколько разговорных языков. Причем у каждого народа свой Бог, свой Идол. И примечательно, что каждая религия проповедует среди своей паствы человеколюбие, неприязнь к деньгам, презрение к богатству, любовь к ближнему. И в то же время насаждает вражду к иноверцам, представителям другой национальности, другой расы.
« Я, - возмущалась Земля, - не вижу разницы между христианской, католической, мусульманской верой или буддизмом. А их, этих религий, великое множество, начиная от самых крупных государств, кончая карликовыми племенами. А если Бог один, зачем столько религий? А если у каждой народности свой Всевышний, то это уже не Бог.
Я ведь, летая миллиарды лет во Вселенной, никого и ничего кроме астероидов, метеоритов, изредка комет, не встречала в безжизненном космосе. Причем приближение ко мне каждого из них вызывает у меня чувство беспокойства и тревоги. И не без основания. Если пересекутся наши орбиты в одной точке с каким-то крупным космическим телом и мы столкнемся - это будет означать конец моего существования, а значит, гибель всего человечества. Никакой Бог не защитит вас, люди! Даже я не смогу устоять перед мощной всесокрушающей силой Великого Космоса. Чего стоит одна комета Галлея, которая периодически пролетает мимо меня на очень близком по космическим меркам расстоянии. И всякий раз я не могу предсказать, чем закончится эта встреча. Может для каждого их она будет последней. Мы звезды, как и люди, рождаемся и умираем в одиночку…
Обращаюсь к Вам, люди! Если вам в час смерти религия приносит облегчение, то у меня такой веры, к сожалению, нет. Не лучше ли чем с молитвой начинать бесконечные войны, совершать убийства и самоубийства, террористические акты, провести хотя бы один год на всей моей территории без войн, разрушений и смертоубийств? Вы уже и так накопили столько оружия, что если бы появилась такая возможность, (а она все-таки когда-то появится) привести его в действие одновременно, этим взрывом разнесет меня на куски».
Земля время от времени слегка содрогалась от разрывов бомб, снарядов, ракет, которые с завидным постоянством гремели то на одном, то на другом континенте. Безусловно, они были равносильны укусу блох, но тем не менее приятного ощущения они у Земли не вызывали. Клубы черного дыма, гари и пыли поднимались в синее небо, делая его почти непроницаемым для живительных лучей восходящего Солнца.

Иван Чалый